Как написать прорывной роман. Секреты мастерства от знаменитого литературного агента

Он стал читать письмо во второй раз, приближаясь к последним словам: «Исмаил! Пусть у тебя все будет хорошо. Ты человек великодушный, мягкий и добрый, я не сомневаюсь, что в жизни ты многого добьешься, но я прощаюсь с тобой. Мы должны расстаться, и пусть каждый живет своей жизнью, пусть двигается вперед».

Однако из-за войны, потерянной руки и всего остального его душа порядком измельчала. И в жизни он вовсе никуда не продвинулся. Ничего значительного он не добился, так… строчит заметки о строительстве дорог, заседаниях садоводческого клуба, спортивных состязаниях среди школьников. Вот уже четыре года жизнь его идет своим чередом, он заполняет полосы газеты словами, выбирая надежные, проверенные темы, печатает расписание движения парома, таблицы приливов-отливов, всякого рода объявления. Может, об этом говорили ее глаза в те редкие моменты, когда она смотрела на него, может, он пал в ее глазах, не оправдав высоких ожиданий. Исмаил перечитал письмо еще раз и понял, что когда-то Хацуэ восхищалась им. И это восхищение чем-то таким, что в нем было, осталось даже тогда, когда она уже не любила его. И это что-то, эту частичку себя он с годами растерял.

Исмаил положил письмо обратно в коробку и спустился вниз.

* * *

Наконец он взошел на крыльцо, зашел в гостиную, где ни разу не был, и сел с Хацуэ, ее матерью и отцом. Хацуэ сидела рядом, совсем рядом, в ночной рубашке и накинутом поверх старом халате отца, ее волосы струились волнами по спине и доходили до поясницы. Он сунул руку в карман и достал листки с маяка. А потом прочитал им скоропись и объяснил, почему пришел в половине одиннадцатого, зачем хочет поговорить с Хацуэ, когда прошло столько лет.

Миямото выходит на свободу – как и, в некотором смысле, сам Исмаил Чэмберс.

Исход практически любой истории можно сделать куда более значимым. Обоснование для этого придется черпать из подручных источников, в особенности из среды вашей истории. К примеру, у любого места действия есть своя история – и что есть история, если не хроника столкновения интересов? У любого протагониста есть профессия – и разве существует профессия, лишенная этических дилемм?

У каждого преступника есть кодекс чести. На этих самых принципах построена классика: цикл книг Патриции Хайсмит о мошеннике Рипли и сага Марио Пьюзо о крестном отце. Возможно, вы не считаете Тома Рипли или семейство Корлеоне образцами высокой морали, но, демонстрируя представления о добре и зле, свойственные их мирам (какими извращенными те бы ни были), эти писатели обозначают в своих историях высокие общественные ставки.

Есть ли в романе, который вы сейчас пишете, мощная комбинация личных и общественных ставок? Если нет, быстренько ее придумайте. Ваша история станет крепче. Спору нет, не во всяком романе можно с легкостью развить и личный, и общественный аспект. Но даже в таком случае все равно можно добиться нужного эффекта. Всегда. Как? Давайте разберемся.

Общественные ставки во внежанровых романах