Как написать прорывной роман. Секреты мастерства от знаменитого литературного агента

Почему так? Во-первых, потому, что прорывной триллер подразумевает сочетание двух взаимоисключающих условий: 1) все события в нем выглядят чрезвычайно правдоподобными, 2) все события в нем выглядят совершенно невероятными. Вдохновением для триллера могут служить реальные угрозы миру. (Спросите у любого автора технотриллеров. Они вам все объяснят.) Однако факт остается фактом: шансы, что события, происходящие в большинстве триллеров, случатся в реальной жизни, стремятся к нулю. Но, читая их, мы думаем иначе. Авторы прорывных триллеров шлифуют мастерство детализации, отвечающей за высокую степень реалистичности.

Во-вторых, авторы прорывных триллеров виртуозно умеют создавать высокие ставки, поднимать их и поддерживать напряжение на каждой странице. Расслабляет ли вас чтение романов Джеймса Паттерсона или Дина Кунца? Нет. Оно держит вас – меня так уж точно – в напряжении. И нам это нравится.

Особенно важны высокие ставки. Какого рода ставки способны заставить миллионы читателей провалиться в книгу с головой? Сможет ли агент разведки, известный как Игла, покинуть охваченную войной Англию и вернуться в Германию с секретными сведениями о дне высадки союзников?

Роман Кена Фоллетта «Игольное ушко» (Eye of the Needle, 1978) был продан в количестве миллионов экземпляров. Ставки в нем высоки и понятны каждому.

С учетом того, что угроза в триллере должна пробуждать тревогу практически у любого, складывается впечатление, что смертельные вирусы, ядерный терроризм, коварные корпорации, правительственные заговоры и апокалипсис должны встречаться едва ли не в каждом прорывном триллере. Но это не так. Лишь немногие триллеры на эти темы сумели сравняться в успехе со «Штаммом “Андромеда”» Майкла Крайтона (The Andromeda Strain, 1969), «Делом о пеликанах» Джона Гришэма (The Pelican Brief, 1992), «Темными реками сердца» Дина Кунца (Dark Rivers of the Heart, 1994) или «Противостоянием» Стивена Кинга (The Stand, 1978).

Причина отчасти заключается в том, что сделать эти угрозы не только правдоподобными, но и острыми, актуальными и неотвратимыми довольно сложно. Лишь немногие авторы обладают достаточными для этого познаниями (или паранойей). Удачно выведенная угроза обычно нависает и над героем в частности, и над местным обществом в целом – тогда ставки становятся понятными, а масштаб события можно регулировать.

В том, что касается апокалипсиса и последующих за ним событий, романистам, заинтересованным в разрушении мира или желающим пофантазировать, как он будет выглядеть после глобальной катастрофы, могут поучиться у таких научно-фантастических романов, как «Гимн Лейбовицу» Уолтера М. Миллера-младшего (A Canticle for Leibowitz, 1960), «Почтальон» Дэвида Брина (The Postman, 1985) и «Притча о сеятеле» Октавии Э. Батлер (Parable of the Sower, 1999). Роман Ричарда Матесона «Я – легенда» (I Am Legend, 1954) – классика постапокалипсиса. В жанре постъядерного холокоста трудно превзойти «Риддли Уокера» Рассела Хобана (Riddley Walker, 1980), хотя лично мне из подобных романов больше всего нравится «На берегу» Невила Шюта (On the Beach, 1957) – западающая в душу история о людях, уцелевших в ядерной войне. Опять-таки во всех этих романах глобальная угроза сжимается до масштабов местной и личной.

На духовном фронте тренд на апокалиптические романы начался в 1986 году с «Тьмы века сего» Фрэнка Перетти (This Present Darkness) и продолжается по сей день – самым ярким примером может служить цикл «Оставленные» Тима Ла Хэя и Джерри Б. Дженкинса (Left Behind). Основы теологии обыгрываются в нем весьма эффектно. Ла Хэй и Дженкинс задействуют наставника-учителя Циона бен-Иегуду – ценного персонажа, который перемещается из книги в книгу. Первый тираж седьмого романа в цикле, «Воплощения» (Indwelling, 2000), составил два миллиона экземпляров. Этому дуэту явно удалось придать апокалипсису реалистичный вид.

Проще всего добиться правдоподобия от историй про военные конфликты, геологические катаклизмы, медицинские катастрофы, серийных убийц и отсутствие правосудия. Эти угрозы гораздо понятнее, они широко задокументированы, и люди сталкиваются с ними куда чаще. Мы с вами можем оказаться жертвами любой из них. В то же время шансов пострадать от действий наркокартелей, террористов с Ближнего Востока или боевиков-изоляционистов у нас с вами куда меньше. Такие потенциальные источники опасности не вселяют в нас животный страх.