Диалоги должны не только выполнять собственную функцию, но и вносить ясность в центральные сцены, которые в противном случае станут мутными и инертными. Диалог должен (или может) быть сильным акцентом. Если разобрать его по частям и отыскать, где в нем кроется напряжение, результат может стать откровением. Вы сможете понять, для чего вообще нужна эта сцена.
Дебютный роман-бестселлер Брюнонии Барри «Читающая кружево» (The Lace Reader, 2008) рассказывает историю жителей Салема (штат Массачусетс), в частности эксцентричного рода Уитни, женщины которого умеют «читать» судьбы людей, гадая на кружевах. Поначалу повествование ведется от лица Таунер Уитни, очередной ненадежной рассказчицы, легионы которых заполонили страницы современной беллетристики. Таунер приходится вернуться в родной Салем, когда пропадает ее двоюродная бабушка Ева, которая не ладит с полицией и занимается спасением пострадавших от насилия женщин. Позже ее находят мертвой.
Впоследствии в «Читающей кружево» появляются и другие рассказчики, например Джон Рафферти, один из многочисленной армии травмированных копов, которые сбегают из большого города в маленький. Рафферти приходится расследовать смерть Евы, а заодно и перерыть грязное белье жителей Салема. Главной ведьмой в Салеме считается Энн Чейз, ровесница Таунер, к которой Рафферти обращается за помощью. Когда пропадает девочка-подросток по имени Анжела, Рафферти просит Энн прочитать судьбу Анжелы, используя для гадания зубную щетку исчезнувшей. Энн гадать отказывается, но предлагает Рафферти проделать это самому – с ее помощью.
Как бы вы подошли к подобной сцене? Изобразили бы эпизод ясновидения от лица Рафферти, новичка в этом деле? Или расписали бы сцену с позиции более опытной Энн? Барри действует иначе. Она описывает гадание и его последствия через диалог:
– Когда будешь готов, открой глаза.
Рафферти открыл глаза.
Он чувствовал смущение и неловкость. Все неправильно.
– Опиши, что ты видел, – сказала Энн.
Рафферти промолчал.
– Ну же, – потребовала она. – Здесь невозможно ошибиться.
– Во-первых, я пошел не вверх, а вниз.
– Признаю: ошибка допустима.
– Я видел ранчо, – сказал он, надеясь, что на этом Энн закончит и велит не тратить ее время даром, но вместо этого она вздохнула и спросила:
– И что ты увидел, когда спустился?
– Ничего, – ответил он. – Вообще ничего.
– Как выглядело это «ничего»?
– Что за вопрос?
– Ответь, пожалуйста.
– Чернота. Нет, не чернота. Пустота. Да. Темно и пусто.
– Что ты ощущал?
– То есть как это – что я ощущал?
– Звуки? Запахи?
– Нет… Ни звуков, ни запахов. – Рафферти чувствовал пристальный взгляд Энн. – Я ничего не видел. Ничего не слышал. Ты велела подняться по лестнице, но я провалил первое же задание.
– Может быть. А может быть, и нет.
– То есть?
– Я вошла в ту комнату вместе с тобой. По крайней мере, мне так показалось.
– И что ты увидела?
– Ничего. Было слишком темно.
– Я же тебе сказал.
– Но я кое-что услышала… два слова.
– Какие?
– «Под землей».
– Это значит – тайник? Или могила?
Энн не ответила. Она не знала[21]
.Обратите внимание, что Барри строит диалог из коротких реплик. Разговор не то чтобы немногословный, но все равно быстрый. Между Рафферти и Энн присутствует напряжение, пусть и едва заметное. Перед этим отрезком текста стоят две цели: он должен продемонстрировать, что Энн действительно ясновидящая, а Рафферти – нет, а также раскрыть крохотную деталь о пропавшей Анжеле.