Как партия народ танцевать учила, как балетмейстеры ей помогали, и что из этого вышло. Культурная история советской танцевальной самодеятельности

В связи с балетмейстерскими «университетами» Карташовой я намерен рассказывать не о ее постановках, которые, как я отмечал выше, высоко оценивались профессиональными советскими хореографами[749]. Некоторые из ее творений будут фигурировать ниже, в сюжетах о репертуаре ансамбля танца ДК ЧТЗ. Здесь целесообразно говорить о другом — о самоидентификации Н. Н. Карташовой в качестве балетмейстера. Для этого представляется достаточным рассмотреть первые страницы книги «Воспитание танцем», где она рассказывает о своих символических учителях и исповедуемых ими — и взятых ею на вооружение — профессиональных принципах.

Уже в приведенной выше цитате содержится практически весь канонический набор клише, составлявших символ веры советского дискурса о советском народном и самодеятельном танце. Мы видим здесь уже встречавшиеся нам в автобиографических текстах советских профессиональных балетмейстеров воспоминания о впечатлениях детства и юности, о народных танцах в русской глубинке, о жадном их изучении, о влюбленности в них на всю жизнь, об отражении в них глубоких мыслей и чувств, народной жизни и народной души — обо всем, что в совокупности обосновывало лозунг, положенный в 1930-е годы в основу советского культурного канона: «учиться у народа».

Подобно тому, как И. А. Моисеев для обозначения значимости своего культурного проекта советского народного танца и для позиционирования себя в советском искусстве привлекал авторитет основателей русского художественного слова и русской классической музыки А. С. Пушкина и М. И. Глинки, Н. Н. Карташова виртуально окружила себя пантеоном ведущих советских хореографов сталинской закалки. Вряд ли читателя удивит, что первое место в этом пантеоне занимал И. А. Моисеев:

У Игоря Моисеева я многое почерпнула в познании природы и характера народного танца. Если говорить о моих «балетмейстерских университетах», то первый курс можно назвать моисеевским. […]

…мне много раз приходилось встречаться и беседовать с Игорем Александровичем о народном танце, о проблемах, волнующих тех, кто работает в сфере народной хореографии. Чаще всего мы виделись во время Всесоюзных смотров художественной самодеятельности или на ответственных концертах в Москве, в которых нередко принимал участие и руководимый мною коллектив.

Раз во время Всесоюзного смотра самодеятельности трудовых резервов Игорь Александрович сказал:

— Полюбились мне ваши ремеслята. Хочется поставить для них танец. Так сказать, подарить сувенир… Не возражаете?

Возражаю ли?!! Да я была тогда на седьмом небе!

Танец для ребят Магнитогорского тринадцатого ремесленного училища Моисеев поставил, мы его танцевали много раз. И всегда наш конферансье гордо объявлял: «Русский народный танец „Земелюшка-чернозем“. Постановка Игоря Моисеева».

Я присутствовала на репетиции Государственного ансамбля народного танца в Москве, видела его, если можно так выразиться, лабораторию[750]

.

Преподанные И. А. Моисеевым «уроки» Н. Н. Карташова коротко сформулировала следующим образом, выделив их даже жирным шрифтом. Первый из них — это «создание сценического народного танца». Второй — это «развитие и обогащение элементов и тем народной хореографии, театрализации ее, создания танцевального действия, сюжетных танцев». Третий касается столь тонких и деликатных вещей, как «отношение балетмейстера к участникам ансамбля». Под последним уроком Карташова подразумевала известный ответ И. А. Моисеева на вопрос об его отношении к исполнителям: «Я их люблю. И я с ними беспощаден»[751].