Хараджа откинула одеяльце, и под ним оказался мальчик лет трех, розовый и пухленький, с длинными темными кудрями, одетый в белую рубашечку с муранскими кружевами.
— Мальчишка красивый и хорошо сложенный, правда? — сказал паша. — Сын мусульманского героя и ужасной христианки. Жаль, что Дамасский Лев на тебе не женился.
— Замолчи, дядя, — сказала Хараджа, впившись в мальчика ненавидящим взглядом.
— Ты не можешь сказать, что он не красив. Смешение мусульманской и христианской крови дает порой хорошие плоды. И мы, и они по природе воинственны. Ты закончила его разглядывать?
Хараджа резко отскочила и бросила одеяльце на малыша, словно нарочно хотела его разбудить. Потом сложила руки на груди и заявила, пристально глядя на пашу:
— Можно подумать, у тебя нет никакой ненависти к этому маленькому пленнику, как ты его назвал.
— Абсолютно никакой, — ответил великий адмирал. — Разве в нем не течет кровь османов?
— Смешанная с христианской!
— Пусть так, но кровь, которую дала ему мать, лучше любой, что течет в жилах пятисот обитательниц сераля, занятых только тем, чтобы убивать друг друга да плести заговоры против султана.
— А тебя, случаем, не ранила эта христианская воительница, Капитан Темпеста?
— Я ею восхищался, когда она, женщина, храбро сражалась и одолела своего будущего мужа, снискавшего славу первой сабли мусульманского войска при осаде Фамагусты, — ответил великий адмирал. — Пойдем ужинать. Поговорим после.
5
Великий османский адмирал
На высоких и просторных шканцах флагманской галеры под красным шелковым тентом, на котором было закреплено множество разноцветных венецианских фонариков, был накрыт ужин для Али-паши. Обычно он приглашал к ужину своих офицеров, но сейчас на столе стояли только два прибора, чтобы он и Хараджа могли свободно поесть и поговорить. Паша ценил хороший стол, и хотя с продуктами даже у осаждавших дело обстояло неважно — ведь бойцов у него было неизменно около ста тысяч, а из Константинополя постоянно прибывало подкрепление, — корабельный кок пока еще ухитрялся творить чудеса, тем более он, должно быть, постарался отметить прибытие на борт племянницы своего могущественного патрона.
На столе стояли миски с пловом, классическим турецким, точнее, персидским рисом и жареные бараньи головы с фасолью, приправленной чесноком. Рядом примостились белые мисочки с йогуртом, то есть со сквашенным молоком, и глиняные плошки с миссиром, вареными кукурузными початками, которые едят с солью. Были и блюда с колечками сладкого миссира, сушеными финиками, жареными белыми каштанами и изюмом с Кипра и Пелопоннеса. В стеклянных вазочках сверкало ядовито-желтое и ярко-фиолетовое драже, а в круглых пиалах подрагивали зеленые, красные и голубые кусочки лукума — пасты, от которой вполне могут слипнуться кишки. Но мусульмане лукум очень любят, особенно когда заедают им чебуреки, пирожки из слоеного теста, испеченные в жире и начиненные сыром с тошнотворным запахом. Вина на столе не было, хотя все знали, что паша, будучи правоверным мусульманином, все равно не меньше султана любил побаловаться кипрским вином. Зато в высоких хрустальных графинах поблескивала вода с ароматом апельсинов и ливанского кедра.
С двух сторон возле трапов дежурили отборные янычары, вооруженные аркебузами с дымящимися фитилями. Великий адмирал проводил Хараджу на ярко освещенные шканцы. Со стороны Кандии слышалась яростная канонада турецких и венецианских кулеврин, и ночную темноту разрывали долгие вспышки огня.
За стол уселись молча, начало трапезы тоже прошло в молчании. Владелица замка едва притронулась к еде, зато паша воздал должное искусству своего кока, запивая яства целыми графинами ароматной воды. Окончив трапезу, он закурил не наргиле, а простой терракотовый чубук. Не обращая внимания на канонаду, которая усиливалась, выбрасывая в воздух клубы красноватого дыма, он развалился на стуле и пристально взглянул на племянницу:
— Итак? Что ты намерена делать с пашой Дамаска, который благодаря мне наконец-то оказался в твоих руках, и с мальчиком?
— Об этом я хотела спросить тебя.
— Меня? — с удивлением воскликнул адмирал. — Если бы ты спросила, как хитрым маневром сбить с толку эскадру, превосходящую силой и численностью, и как ее захватить, я бы тебе сразу ответил. А в мальчиках, в престарелых властителях и уж тем более в твоих планах я не разбираюсь.
— А что бы ты сделал, дядя, чтобы войти в Кандию и лицом к лицу встретиться с Дамасским Львом и его женой?
— Войти в город? Да у него стены, словно из железа, да и люди его защищают железные! Кто же рискнет отважиться на такое, дорогуша?
— Но там этот проклятый Капитан Темпеста, эта проклятая христианская герцогиня!
Паша несколько раз затянулся дымом чубука и сказал:
— А ты помнишь, как Дамасский Лев завоевал любовь итальянки?