Капитан Темпеста. Дамасский Лев. Дочери фараонов

— Ты храбрый человек, — сказал дамаскин. — Сам Бог послал нам тебя.

— Только не бог турок, — ответил Никола. — Приказывайте, синьор.

Мулей-эль-Кадель бросил на жену вопросительный взгляд, и они сразу поняли друг друга.

— Возвращайся на флагманский корабль и приложи все силы, чтобы наш сын остался в безопасности. Посмотрим, как будут развиваться события. Как знать, может быть, нам и самим удастся выкрасть его у паши, несмотря на осаду и на стотысячный турецкий лагерь на берегу перед галерами. Мой преданный слуга-албанец отведет тебя к начальнику гарнизона, и тебе выпишут пропуск.

— Когда ты сможешь вернуться хотя бы с каким-то известием о нашем сыне, Никола? — спросила герцогиня, протянув ему руку.

— Сразу после поединка.

— А ты сможешь с ним повидаться и сказать ему, что его отец и мать здесь?

— Это невозможно, синьора: никто, кроме паши, не входит к нему в каюту. Если я попытаюсь, меня сразу повесят на рее.

— Твоей смерти я не хочу, — поспешно сказала герцогиня. — Ты нам нужен живым.

— Располагайте моей жизнью на ваше усмотрение, — сказал грек. — Я уже понял, между вами, вашим супругом и Хараджой с пашой борьба будет не на жизнь, а на смерть. Можете на меня рассчитывать.

— Ты угадал, — сказал Дамасский Лев. — Мы не вернемся в Италию, не освободив моего отца и нашего сына и не покарав эту хусифскую тигрицу. Будь проклят Магомет!..

Тут в ожидании приказаний появился Мико.

Приказания были кратки и точны. Во-первых, надо подписать пропуск у начальника гарнизона, чтобы грек мог входить в Кандию. Во-вторых, надо завтра опустить подъемные мосты, чтобы мог проехать турецкий герольд, что вполне вероятно, так как по обычаю вызов выкрикивают в течение трех дней.

— Ступай, Никола, и береги моего сына, — прерывающимся голосом сказала герцогиня.

— Можете на меня рассчитывать, синьора, — ответил грек. — Моя жизнь принадлежит вам и Дамасскому Льву.

Он поцеловал руку храброй женщине, крепко пожал руку доблестному дамаскину и ушел следом за албанцем.

— Они разбили наши сердца, мой бедный Мулей. Уж лучше бы ты женился на Харадже и не отрекался от Полумесяца, — сказала герцогиня.

— И это говоришь ты, Элеонора? — вскричал Дамасский Лев. — Да, они ранили нас в самое сердце, но мы умеем принимать вызов и умеем держать удар. Придет время — и я займусь судьбой отца, который томится в заточении не в Кандии, а на Кипре, но теперь нам надо собрать все силы, чтобы вызволить нашего Энцо. Как? Пока не знаю, но я убежден, моя Элеонора, мы победим.

— Победим Али-пашу?

— Разве тебе не известно, что Венеция, Испания, Австрия и римский папа готовятся нанести смертельный удар по мощной Турции? Когда? Этого я не знаю, но лига уже сформирована.

— Чтобы насмерть поразить твой народ?

Мулей-эль-Кадель выпрямился и поднес руку к сердцу.

— Женившись на тебе, я отрекся и от Магомета, и от всех турецких зверств, которые меня всегда отталкивали, — сказал он. — Я христианин.

— Да, но чего тебе стоило, однако, отречься от пророка!

— Не думай об этом, Элеонора. Я знаю своего отца, ему достанет терпения дождаться помощи от сына. Ты же знаешь, он не отрекся от меня, хотя я и стал христианином.

— Знаю, Мулей, — ответила герцогиня. — Должно быть, он такой же храбрый и благородный, как ты.

— Дамаск не забудет моего отца, такого паши никогда не было во всей турецкой империи. Так ты решилась?

— Сразиться с Хараджой? Ты еще спрашиваешь, Мулей?

— Лично я твердо решил поразить в самое сердце того мусульманского капитана, что ее повсюду сопровождает. Мы их обоих заставим пасть на глазах у доблестных венецианцев.

— Остерегайся предательства, Мулей.

— Оружие, которым я буду атаковать капитана, — не моя обычная сабля. Она ни в какое сравнение не идет с вашими прямыми, длинными клинками, которыми ты за четыре года обучила меня так хорошо владеть.

— Надеюсь, — ответила герцогиня.

— Ложись отдыхать, Элеонора. Я пойду к начальнику гарнизона, напомню, чтобы все было готово к завтрашнему дню.

— Смотри не попади под пулю.

— Ха!.. Мои соотечественники всегда были плохими стрелками.