Капитан Темпеста. Дамасский Лев. Дочери фараонов

Прошло десять тревожных минут. Бастионы, башни и даже стенные зубцы заполнили защитники крепости. Всем не терпелось присутствовать при очередном триумфе Капитана Темпесты, никто не сомневался, что знаменитая фехтовальщица, снискавшая такое восхищение в Фамагусте, одолеет турчанку. Вдруг с турецких позиций раздался резкий звук трубы, и все увидели, как герольд, по-прежнему с белым флагом, перемахнул через траншею. За ним скакали Метюб на мощном туркменском коне и Хараджа на великолепном арабском скакуне, сером в яблоках, с длинной гривой и хвостом, который доставал почти до земли. Оба тоже были в стальных доспехах, с опущенными забралами, чтобы их нельзя было узнать. Излишняя предосторожность, во всяком случае для Хараджи. Трое всадников остановились у редута Альберони, за которым открывалась просторная площадка, словно специально предназначенная для рыцарских поединков, и герольд, подняв копье с белым флагом, ускакал обратно, оставив на поле только тех, кто должен был сразиться.

— Элеонора! — не без волнения крикнул Мулей-эль-Кадель. — Ты видишь, это Хараджа?

— Да кто же, как не она? — отозвалась герцогиня.

— Вперед, я за тебя не боюсь, моя любимая.

— Будь уверен, Мулей, ни одной женщине не удастся выбить меня из седла.

— Начинай ты, а потом и я разделаюсь с этим капитаном, что явился вызвать меня.

Они пожали руки начальнику гарнизона и всем друзьям, спустились по защищенной от ядер каменной лестнице, ведущей на внутреннюю стену, и подошли к опущенному подъемному мосту, который охраняли словенцы. Мико уже ждал их, с трудом удерживая под уздцы двух красивейших вороных коней в серебряной сбруе.

— Ну, — сказала герцогиня, вскочив в седло, — посмотрим, какого цвета кровь у хусифской тигрицы.

Рядом с дамаскином они поскакали к редуту, а с бастионов, с башен и стен неслись приветствия:

— Удачи, Капитан Темпеста!.. Удачи, Дамасский Лев!..

8

Предательство

Герцогиня и ее супруг быстро поскакали к редуту, где их ожидали Хараджа и ее капитан, неподвижно возвышаясь на своих красавцах-конях. Их с обеих сторон провожали тысячи и тысячи взглядов, ибо турки тоже воспользовались передышкой, вылезли из траншей и встали живописным полукругом.

Солнце уже взошло, и в его лучах сверкали оружие и доспехи дуэлянтов. Особенно ярко сияло посеребренное оружие племянницы паши, на котором золотом была выгравирована эмблема: корабль с поднятыми парусами. Шагах в десяти от своего заклятого врага герцогиня резко осадила коня и, подняв забрало, крикнула:

— Открой лицо, я хочу увидеть, что мне, христианке, действительно придется сразиться с турчанкой.

— А ты сомневаешься? — гневно спросила племянница паши. — Мое тело хоть и заковано в сталь, но не менее стройно и изящно, чем твое.

— Я хочу услышать из твоих уст, с кем буду биться, — ответила герцогиня. — Еще немного — и тут появятся убитые, так что мы имеем право посмотреть в лицо своим противникам.

— Ты наверняка знаешь, кто я.

— Так ведь и ты знаешь, я — та женщина, которую в Фамагусте за храбрость называли Капитан Темпеста.

^{— Открой лицо, я хочу увидеть, что мне, христианке, действительно придется сразиться с турчанкой.}

Племянница великого адмирала, немного поколебавшись, подняла забрало, и все увидели ее красное от гнева лицо и горящие злобой глаза.

— Владелица замка Хусиф! — с презрением воскликнула герцогиня. — Что же ей теперь, через четыре года, нужно от смазливого капитана в костюме албанца, который велел называть себя Хамид-Элеонора?

Племянница паши оскалилась, как молодая тигрица, и сильно побледнела. Она не могла себе простить, что несколько дней была влюблена в эту женщину, совершенно искренне считая ее албанским капитаном.

— Что мне нужно, Хамид-Элеонора, жена Дамасского Льва? — хрипло произнесла она. — Отомстить тебе за жестокую шутку.

— Хочешь убить меня?

— Именно.

— И думаешь, получится?

— Не сомневаюсь.

— Это у тебя-то, у похитительницы детей? Что ты сделала с моим маленьким Энцо, которого мы оставили в Венеции под охраной надежных людей?

— Видно, не так уж они были надежны, если мои люди сумели его похитить в самом сердце Венеции и беспрепятственно вывезти по Средиземному морю!

— Что ты с ним сделала?

— Я?.. Пока ничего. Однако, поскольку Дамасский Лев отрекся от веры отцов, на его место мы поставим сына.

— Ты хочешь сделать из моего Энцо мусульманина?

— По крайней мере, надеюсь сделать.

Дамасский Лев взревел и, обнажив шпагу, ринулся к Харадже, которая, не шелохнувшись, сидела на своем великолепном коне.

— Моя жена убьет тебя, сука! — крикнул он.

Красивые губы алжирки скривились в недоверчивой усмешке.

— Да ну! — сказала она, вытаскивая из ножен скимитар, широкую кривую саблю настоящей дамасской стали, которая не ломалась даже при очень сильных ударах. — Это мы еще посмотрим!

— Мне сообщили, презренная, что ты схватила моего отца!

— Да, мы взяли его у берегов Кипра, и нынче он размышляет о тех благах, которыми пользовался в Дамаске и которых нет в подземельях замка Хусиф.

— Тигрица!