Капитан Темпеста. Дамасский Лев. Дочери фараонов

Воспользовавшись моментом, Метюб спрыгнул с коня, схватил потерявшую сознание Хараджу и, услышав над головой свист ядра, пущенного из кулеврины, бросился в редут, туда, где еще остались целые казематы. Турки выскочили изо рва, где просидели всю ночь, и при следующих выстрелах кулеврин бросились за ним. Герцогиня и Дамасский Лев, как молнии, пронеслись по подъемному мосту бастиона и без остановки его миновали, в то время как из бастиона выскочил отряд солдат-словенцев и открыл неистовый огонь по редуту.

С бастионов, со стен и с башен неслись крики гнева и презрения:

— Трусы!

— Ну и рыцари!

— Канальи без веры и закона!

— Вы еще заплатите за свое гнусное предательство!

С молниеносной скоростью солдаты притащили на бастион Маламокко еще десять кулеврин, и двадцать орудий принялись обстреливать редут и поле за ним, чтобы предатели не могли сбежать в лагерь.

Начальник гарнизона Кандии, багровый от гнева, бросился навстречу герцогине и Мулею-эль-Каделю, которые спешились у внутренней стены.

— Вы не ранены, синьора? — заботливо спросил он.

— Это племянница паши получила хороший удар, синьор губернатор, — с готовностью отвечала отважная фехтовальщица.

— Я видел, как ваша противница упала.

— Но я не успела прикончить ее.

— Трусы! Они совершили гнусное предательство! Вот и доверяй этим османам! Но теперь они все в редуте, и посмотрим, как оттуда выберутся. Мы порох экономить не станем.

И действительно, пороха не жалели для всех двадцати орудий. Канонада следовала за канонадой, с ужасающим грохотом обрушивая на редут ядра и вихри картечи, чтобы не дать Метюбу вынести в лагерь Хараджу, а остальным предателям уйти вслед за ними. Впрочем, все они куда-то исчезли, и только дивный арабский конь владелицы замка Хусиф одиноко гарцевал по выжженной равнине, словно искал свою госпожу и приглашал ее снова вскочить в седло. А конь Метюба гигантским прыжком перескочил через бруствер и прыгнул в редут.

— Куда ты ее ранила? — спросил Мулей-эль-Кадель, помогая Элеоноре сойти с коня.

— Под мышку, — ответила герцогиня. — Я поймала момент, когда она подняла руку, чтобы нанести удар кривой саблей. Это мне и было надо.

— Рана серьезная?

— Ну что я могу сказать тебе, Мулей? Кони все время двигались… Однако я думаю, что хусифская тигрица больше не решится вызывать христианок на поединок. Смотри, кончик моей шпаги все еще в крови.

— Канальи! Мне стыдно, что я родился мусульманином.

— И что теперь? — спросила Элеонора.

— Мне не пришлось сразиться с капитаном, но он от нас не уйдет. Сейчас он там, в редуте, но, если захочет выйти, напорется на мою шпагу, которая, надеюсь, будет не менее удачливой, чем твоя.

— Из редута им не выйти, — сказал начальник гарнизона. — Пока гремят наши пушки, они не решатся покинуть убежище.

— Господин граф, а что, если попытаться их всех взять в плен? — спросила Элеонора.

— Под таким обстрелом? Турки оберегают своих от возможного штурма. Слышите, какой концерт?

Увидев неудачный исход поединка, осаждающие притащили множество кулеврин и бомбард, расположили их на южной оконечности лагеря и начали отчаянную пальбу, чтобы не дать венецианцам предпринять попытку подобраться к редуту. Ядра каменные, железные и чугунные дождем сыпались перед бастионом Маламокко, не считая метко пущенных стрел.

— Кто же отважится высунуться при таком шквальном огне? — сказал граф Морозини Элеоноре, которая, казалось, была раздосадована. — Да отправь я сейчас на редут своих лучших солдат, больше половины не дойдут.

— Отчего же турки не предпримут попытку их вывести? — спросил Дамасский Лев. — Они в семь раз превосходят нас численностью и не обращают внимания на потери.

— Пока наши кулеврины обстреливают равнину, они не осмелятся высунуть нос из укрытия, а уж огонь я обеспечу и днем и ночью, особенно ночью, когда турки могут предпринять отчаянную попытку выйти. Они дорого заплатят за эту вылазку, Мулей-эль-Кадель, если рискнут, ибо я велю разложить костры на террасах башен, сколько хватит древесины, чтобы в нужный момент осветить равнину.

— А если Хараджа и ее люди решат сдаться? — спросила герцогиня.

— Я на это надеюсь, синьора, ведь осада продолжается, а турки вряд ли взяли с собой провиант. Здесь становится опасно. Ступайте в свою башню и доверьтесь мне. Пока у нас есть порох, эти предатели из редута не выйдут.

Все стали покидать бастион, на который падало по десять ядер одновременно, особенно каменных. Опасаясь, что какой-нибудь осколок заденет любимую, Мулей-эль-Кадель послушался совета графа, и, снова вскочив на коней, они отправились к себе в башню. Со всех сторон неслись крики: «Да здравствует Капитан Темпеста!.. Да здравствует героиня Фамагусты!»

Восхищенные солдаты махали шлемами, салютовали шпагами. Между тем противоборство обеих артиллерий до крайности ожесточилось. Турки защищали редут градом снарядов, часть которых падала на город, с грохотом разрушая оставшиеся дома, часть сшибала зубцы бастиона Маламокко, откуда венецианцы отвечали выстрелом почти на каждый выстрел.