Капитан Темпеста. Дамасский Лев. Дочери фараонов

Весь день турки и венецианцы обстреливали друг друга все яростнее, хотя ни та ни другая сторона больших успехов не достигла. После заката канонада продолжалась с удвоенной силой, поскольку в бой вступили орудия, снятые с бастионов, из траншей и, возможно, даже с галер. Ядра градом сыпались на несчастный город, окончательно его разрушая. Если городские стены, бастионы и башни еще выдерживали, то дома рушились сразу, и ядро, попавшее в крышу, либо убивало обитателей, либо тяжело их ранило.

В одиннадцать Мулей-эль-Кадель, пеший, но в доспехах, вооруженный двумя длинными пистолетами, подошел к подъемному мосту бастиона Маламокко. За ним шел Мико, верный албанец, занявший место араба Эль-Кадура. Как и договаривались, начальник гарнизона их уже ждал.

— Так вы все-таки решились, Мулей? — спросил граф, который выглядел очень встревоженным.

— Да, господин капитан, — отвечал Дамасский Лев.

— Для чего вам нужно знать, жива или мертва племянница паши?

— Если она еще жива, я смогу взять ее в плен и обменять на похищенного сына.

— Я не стану препятствовать, но эта вылазка кажется мне чрезвычайно опасной.

— Мы оба в шлемах и оба говорим по-турецки. Скажем, что нас послал эта каналья Али.

— Вы очень отважны, не зря вас называли и называют Дамасским Львом.

Граф протянул ему руку:

— Удачи вам, и рассчитывайте на нас. Мы готовы прикрыть вас, когда будете возвращаться.

— Спасибо, господин граф, велите прекратить обстрел.

Дамасский Лев уже почти миновал подъемный мост, когда его догнал очень стройный и изящный боец. Он сразу узнал, кто это.

— Ты, Элеонора!..

— Не делай глупостей, Мулей, — взволнованно сказала герцогиня. — Позволь мне пойти с тобой. Три шпаги лучше двух, а шесть пистолетов — больше, чем четыре.

Дамаскин покачал головой:

— Если я погибну, кто останется, чтобы спасти Энцо? Ты. Если погибнем мы оба, из нашего сына сделают мусульманина. Нет, Элеонора, побереги свою доблестную шпагу для лучшего случая. Я буду очень осторожен, и, если мне удастся захватить хусифскую тигрицу, исчезнут все наши страхи. Ступай, любимая, ничего не бойся и с верой ожидай нашего с Мико возвращения.

В этот момент венецианцы прекратили огонь.

— Пора, — сказал Мулей. — Мико, за мной!..

Теперь, когда вспышки выстрелов не озаряли равнину, двое смельчаков могли незамеченными пройти к редуту. Турки же продолжали бить по бастионам и башням, что не представляло для обоих никакой опасности.

Мулей-эль-Кадель и албанец бросились сквозь плантацию опунций, которая тянулась до самого редута, и быстрым шагом, но очень осторожно двинулись вперед. Беспрепятственно пройдя плантацию, они внезапно оказались перед тем рвом, куда упал конь Хараджи. За ним находился эскарп, защищенный полуразрушенной выстрелами траншеей.

— Вынь шпагу из ножен, — сказал Мулей, обращаясь к Мико.

По туше коня, как по мосту, они перебрались через ров, который расширялся в этом месте, и вскарабкались до самого ограждения. Они искали, где бы пройти сквозь колья, когда перед ними выросла тень и прозвучал вопрос:

— Кто идет? Турки или христиане?

— Посланцы Али-паши, — с готовностью ответил Мулей-эль-Кадель.

— Проходите, но сначала дождитесь, пока я снова запалю фитиль аркебузы.

9

Еще один вызов

Турок принялся дуть на фитиль, который уже почти погас, и слабый огонек осветил грубое лицо янычара. Убедившись, что с ним нет охраны, Мулей-эль-Кадель что-то шепнул албанцу. Горец, проворный, словно волк его родных краев, набросился на турка и вцепился ему в горло, зажав рот и лишив возможности крикнуть. Он мог бы сразу заколоть его одним движением шпаги, но предпочел отбросить оружие, словно угадав мысли своего господина. Крепкий янычар попытался вырваться, но быстро сдался: горец оказался намного сильнее его.

— Прикончить его, господин? — спросил Мико, разоружив янычара и прижав его к земле.

— Нет, оттащи его в ров, только держи крепче, — ответил Дамасский Лев. — Один крик — и мы пропали.

— Я оставил шпагу на бруствере, синьор, но у меня есть еще ятаган, который я воткну ему в глотку.

Мико схватил янычара, приподнял, как ребенка, и спустился с эскарпа, предварительно загасив фитиль аркебузы. Полузадушенный янычар не оказал ни малейшего сопротивления и даже не пикнул. Впрочем, Дамасский Лев прикончил бы его прямым ударом шпагой в сердце прежде, чем он поднял бы тревогу. На верхушке полуразрушенного бастиона не появилось больше ни одного турка, а потому Мулей-эль-Кадель и албанец смогли спокойно спуститься в ров и бросить пленника на убитого коня Хараджи. Из турецкого лагеря продолжали неистовый обстрел, но все ядра улетали за редут, разбиваясь о бастион Маламокко или снося зубцы многочисленных башен. Со стороны венецианцев не доносилось ни единого выстрела. Можно было подумать, они оставили город. Граф Морозини держал свое слово.

— Синьор, — сказал албанец, заметив, что янычар зашевелился, — что ты хочешь сделать с этим парнем?

— Наставь ему на глотку ятаган.

— Готово, господин.

— А теперь дай ему вздохнуть, ты его слишком стиснул, Мико.

— Если горцы сильнее жителей равнины — в том не моя вина.