Капитан Темпеста. Дамасский Лев. Дочери фараонов

— Как видишь, — произнес он, — мы вернулись. Мусульман уничтожить легче, чем христиан.

— Ты прошел сквозь шквал огня, Мулей, — отозвалась герцогиня, и голос ее немного дрожал. — А если бы тебя задела пуля?

— Но, как видишь, я вернулся живым и хочу сказать тебе, что Хараджу, насколько я понимаю, ты ранила серьезно.

— Однако она жива, — сказал граф.

— Эта змея невероятно живуча, капитан, — отвечал Дамасский Лев. — Ее следовало бы пригвоздить к стене ударом шпаги и оставить там, пока не испустит дух.

— Сколько народу в редуте?

— Не более тридцати человек.

— Я не отважусь послать людей под шквальный огонь. Нас слишком мало, и никто не заменит погибших. А турки постоянно получают подкрепление из Константинополя. Смотрите, они совсем не берегут людей. На штурм одного редута они собираются бросить две или три тысячи солдат.

— И вы им это позволите? — с тревогой спросил Мулей-эль-Кадель.

— Разве вы не слышите, как грохочут наши кулеврины? Вот уже тридцать часов они сеют смерть среди неверных. И никто из этих людей, хоть и известно, что они храбрецы, не пройдет сквозь наш огненный дождь. Идите на бастион. Там не так опасно, турецкие пули редко туда долетают.

Албанец занялся размещением коня, а командир гарнизона, герцогиня и Дамасский Лев, пройдя сквозь огромное облако дыма, неподвижно висевшее над крепостью ввиду полнейшего безветрия, оказались на площадке бастиона, который из-за своей мощи и размеров почитался скалой Кандии. Две роты артиллеристов вели непрерывный огонь, не давая кулевринам ни минуты передышки. Ядра одно за другим летели в огромную темную массу, отделившуюся от турецких траншей и быстро движущуюся сквозь темную равнину. Несомненно, это шли матросы Али-паши, посланные на помощь Харадже. Сколько их было? По словам командира гарнизона, не меньше двух-трех тысяч. На свою беду, эти смельчаки знали, что идут на верную смерть, а кроме того, их пугали градом сыпавшиеся пули, и продвигались они без особого успеха. После каждого выстрела из кулеврин в их рядах возникали бреши, ряды размыкались, а вот смыкались очень не скоро.

— Что, если они пройдут? — спросила герцогиня у графа.

— Это невозможно. Только Али-паша мог послать столько людей на убой. Наши ядра и пули ложатся сплошным ковром, и эти бедолаги, должно быть, несут большие потери.

— А если им на помощь придут янычары визиря?

— Главнокомандующий слишком осмотрителен, чтобы рисковать своими лучшими силами ради спасения тридцати человек, речь идет лишь о том, чтобы увести отсюда владелицу замка Хусиф, — ответил граф. — Смотрите!.. Турки не выдержали нашего огня и побежали. Ай да кулеврины, мастера истреблять людей!..

И действительно, османы, больше часа принимавшие на себя адский огонь, который выкашивал каждого десятого, ужаснулись огромным потерям и, похоже, решили отказаться от штурма.

Редут был слишком далеко, чтобы добраться до него, тем более под градом пуль.

— Я это предвидел, — сказал начальник гарнизона Дамасскому Льву. — Против тридцати кулеврин в руках лучших артиллеристов Светлейшей республики безнаказанно не пойдешь.

— А они не предпримут штурм снова?

— Пока что вряд ли, Мулей.

— А что же будет с теми тридцатью бойцами, что укрылись в редуте? — спросила герцогиня.

— Если их действительно тридцать, то, полагаю, завтра станет двадцать девять, — неожиданно резко сказал Дамасский Лев.

— Почему? — в один голос воскликнули командир гарнизона и герцогиня.

— Клянусь пророком, поединок не окончен! Метюб еще должен сразиться со мной. Если выйдет из укрытия, отведает моей шпаги, как Хараджа отведала клинка моей жены!

— Вы хотите биться с этими предателями? — спросил граф. — Я бы им не доверял, Мулей.

— Я знаю своих соотечественников. В глубине души они все рыцари и не отступают, получив вызов. Вывесите завтра утром белый флаг над бастионом, запросите передышки — и увидите: Метюб выйдет из укрытия. Рискнете?

— Да, Мулей.

— Тогда подождите.

— Что ты хочешь сделать, дорогой? — с тревогой спросила герцогиня.

— Выпустить на волю коня Метюба, — отвечал дамаскин. — Конь сразу же вернется к редуту, и назавтра мы его увидим с Метюбом в седле. Степные кони чуют хозяина на большом расстоянии и всегда его находят.

Он нырнул в облако дыма и исчез. Хотя турки и отступили к лагерю по выжженной равнине, орудия продолжали обстрел. А вот бомбарды перестали бить по бастиону.

— Что вы сказали, господин граф? — спросила герцогиня, пытаясь расслышать его голос сквозь грохот канонады.

— Я надеюсь взять в плен племянницу этого пса-паши или, по крайней мере, заставить вернуть вам сына.

— Моего Энцо!.. Совершить обмен?

— Да, герцогиня.

— А они согласятся?

— Кто знает? Но я на это надеюсь. Никто не придет, чтобы вызволить их из редута, и рано или поздно им придется сдаться. Редут не устоит перед огнем наших кулеврин. Идите отдохните, мои храбрые друзья, вряд ли ночью что-нибудь случится. А назавтра мы попросим у турок передышки, чтобы завершить вторую часть поединка. Однако остерегитесь, Мулей, сражаться перед самым бастионом. Хватит с вас и одного предательства…