Карлос Кастанеда, книги 1-3

— У меня нет сомнений, что ты добился этого, дон Хуан, но как это сможет сделать простой человек вроде меня или маленького Хоакина?

— Это наша задача как отдельных личностей — противостоять силам наших жизней. Я говорил это тебе уже несчетное число раз: только воин может выжить. Воин знает, что он ждет, и знает, чего он ждет; и пока он ждет, он ничего не хочет, поэтому какую бы маленькую вещь он ни получил, она больше, чем он может взять. Если он хочет есть, он найдет путь, потому что он не голоден; если что-нибудь ранит его тело, он находит способ, чтобы остановить это, потому что не страдает от боли. Быть голодным или страдать от боли означает, что человек сдался и больше не воин; и сила его голода и боли уничтожает его.

Я хотел дальше отстаивать свою точку зрения, но остановился, потому что понял, что спором, как барьером, пытаюсь защитить себя от разрушительной силы великолепного достижения дона Хуана, которое тронуло меня так глубоко и сильно. Как он узнал? Я подумал, что, может быть, рассказал ему историю о мальчике с носом пуговицей во время одного из своих глубоких состояний необычной реальности. Я не помнил, чтобы я говорил ему об этом, но моя забывчивость в таких условиях была понятна.

— Как ты узнал о моем обещании, дон Хуан?

— Я увидел его.

— Ты увидел его, когда я принимал Мескалито или когда я курил твою смесь?

— Я увидел его сейчас. Сегодня.

— Ты увидел все целиком?

— Опять ты за свое. Я же сказал тебе, что нет смысла говорить о том, на что похоже виденье. Это пустяки.

Я не настаивал больше. Эмоционально я был убежден.

— Я тоже один раз дал клятву, — неожиданно сказал дон Хуан.

Звук его голоса заставил меня вздрогнуть.

— Я обещал отцу, что буду жить, чтобы уничтожить его убийц. Я носил это обещание с собой долгие годы. Теперь обещание изменено. Я не интересуюсь больше уничтожением кого-либо. Я не испытываю ненависти к мексиканцам. Я не испытываю ненависти ни к кому. Я узнал, что все бесчисленные пути, которые человек проходит в своей жизни, равны. Угнетатель и угнетенный встречаются в конце, и единственная вещь, которая имеет значение, — это то, что жизнь была слишком короткой для обоих. Сегодня я чувствую печаль не потому, что мои мать и отец умерли так, как умерли; я печалюсь потому, что они были индейцами. Они жили как индейцы и умерли как индейцы и так и не узнали, что были прежде всего людьми.

10

Я вернулся к дону Хуану 30 мая 1969 года и прямо сказал ему, что хочу сделать новую попытку достичь виденья. Он отрицательно покачал головой и засмеялся, и я почувствовал себя обязанным выразить протест. Он сказал, что я должен быть терпелив и что сейчас неподходящее время, но я упрямо настаивал на том, что готов.

Он не казался раздраженным моими постоянными просьбами, но старался тем не менее сменить тему. Я не поддался и попросил его посоветовать, что мне делать, чтобы преодолеть нетерпение.

— Ты должен действовать как воин, — сказал он.

— Как?

— Действовать, как воин учится действуя, а не разговаривая.

— Ты говорил, что воин думает о своей смерти. Я делаю это все время, но, очевидно, этого недостаточно.

Казалось, что в нем прорвалось нетерпение — он даже чмокнул губами. Я сказал, что не хотел его рассердить и что если я не нужен ему здесь, в его доме, то готов уехать обратно в Лос-Анджелес. Дон Хуан мягко похлопал меня по спине и сказал, что никогда не сердится на меня; просто он считал, что я знаю, что значит быть воином.

— Что я должен делать, чтобы жить как воин? — спросил я.

Он снял шляпу, почесал виски, пристально посмотрел на меня и улыбнулся.

— Ты любишь, чтобы тебе все обстоятельно объясняли, да?

— Мой ум работает таким образом.

— Он не должен так работать.

— Я не знаю, как измениться. Вот почему я прошу тебя сказать мне точно, что нужно делать, чтобы жить как воин; если бы я знал, то мог бы найти способ приспособить себя к этому.

Он, должно быть, решил, что я шучу, и долго хохотал, хлопая меня по спине.

У меня было чувство, что он может попросить меня уехать каждую минуту, поэтому я быстро сел на соломенный мат лицом к нему и начал задавать вопросы. Я хотел знать, почему я должен ждать.

Он объяснил, что, если я буду пытаться видеть кое-как, прежде чем «залечу раны», которые получил в битве со стражем, может случиться, что я встречу стража снова, даже если не ожидаю этого. Дон Хуан заверил меня, что никто в таком положении не был бы способен пережить эту встречу.

— Ты должен совершенно забыть стража, прежде чем сможешь продолжить путь к виденью, — сказал он.

— Как может кто-то забыть стража?

— Воин должен использовать свою волю и терпение, чтобы забывать. В действительности воин имеет только свою волю и свое терпение, и с ними он создает все, что хочет.

— Но я не воин.

— Ты начал учиться путям магов. У тебя нет больше времени для отступлений или сожалений. Есть время только для того, чтобы жить как воин и работать для достижения терпения и воли, нравится это тебе или нет.

— Как воин работает для этого?

Дон Хуан надолго задумался перед ответом.