В доме дона Хуана было что-то жуткое. На секунду я решил, что он спрятался где-то поблизости, чтобы напугать меня. Я покричал ему, а затем собрал достаточно мужества, чтобы войти внутрь. Дона Хуана там не было. Поставив на штабель дров две сумки бакалейных товаров, которые я привез, я сел дожидаться его, как делал много раз раньше. Но в первый раз за все годы моей связи с доном Хуаном мне было страшно оставаться одному в его доме. Я чувствовал присутствие кого-то невидимого. Потом я вспомнил, что несколько лет назад у меня было то же самое неясное чувство, что что-то неизвестное бродит вокруг меня, когда я один. Вскочив на ноги, я выбежал из дома.
Я приехал, чтобы увидеть дона Хуана и рассказать ему, что накопившиеся последствия задачи виденья начали действовать на меня. Я стал чувствовать беспокойство, смутные страхи без какой-либо очевидной причины, утомление без усталости. Одиночество в доме дона Хуана заставило меня полностью вспомнить, как копился раньше мой страх.
След страха уходил на годы назад, когда дон Хуан вызвал очень странное столкновение между женщиной-магом, которую он называл Ла Каталина, и мной. Это началось 23 ноября 1961 года, когда я нашел его дома с вывихнутой лодыжкой. Он объяснил, что у него был враг — ведьма, которая могла оборачиваться черным дроздом и пыталась убить его.
— Как только смогу ходить, я покажу тебе, кто эта женщина, — сказал дон Хуан. — Ты должен знать, кто она такая.
— Почему она хочет тебя убить?
Он нетерпеливо пожал плечами и отказался сказать что-нибудь еще.
Я вернулся десять дней спустя и нашел его совершенно здоровым. Он покрутил своей лодыжкой, чтобы продемонстрировать мне, что она в прекрасном состоянии, и приписал свое быстрое выздоровление природе лубка, который он сам сделал.
— Хорошо, что ты здесь, — сказал он. — Сегодня я собираюсь взять тебя в небольшое путешествие.
Затем он велел мне ехать в безлюдное место. Мы остановились там; дон Хуан вытянул ноги и удобно устроился на сиденье, как будто собираясь вздремнуть. Он велел мне расслабиться и оставаться совершенно спокойным; он сказал, что мы должны быть как можно незаметнее до наступления сумерек, потому что поздний вечер был очень опасным временем для дела, которым мы занимались.
— Каким делом мы занимаемся? — спросил я.
— Мы здесь для того, чтобы следить за Ла Каталиной, — сказал он.
Когда стало очень темно, мы незаметно вышли из машины и очень медленно и бесшумно вошли в пустынный чапараль.
С места, где мы остановились, я разглядел темные силуэты холмов по обеим сторонам. Мы были в плоском, довольно широком каньоне. Дон Хуан дал мне подробные инструкции о том, как оставаться слитым с чапаралем, и научил меня сидеть «бодрствуя», как он это назвал. Он велел мне подогнуть правую ногу под левое бедро и сохранять левую ногу в согнутом положении. Он объяснил, что подогнутая нога используется как пружина для того, чтобы встать с большей скоростью, если это будет необходимо. Затем он велел мне сесть лицом на запад, потому что это было направление дома женщины. Он сел рядом со мною, справа, и шепотом велел сфокусировать глаза на земле и ждать нечто вроде волны ветра, от которой по кустам пройдет рябь. Когда рябь коснется кустов, на которых был сфокусирован мой взгляд, я должен был посмотреть вверх и увидеть колдунью во всем ее «великолепном зловещем блеске». Дон Хуан употребил именно эти слова. Когда я попросил его объяснить, что он имеет в виду, он сказал, что, если я обнаружу рябь, я просто должен посмотреть вверх и увидеть все сам, потому что «летящий маг» был таким необыкновенным зрелищем, что это не поддавалось описанию.
Дул довольно устойчивый ветер, и мне много раз казалось, что я заметил на кустах рябь. Каждый раз я поднимал глаза, готовясь к трансцендентальному переживанию, но не видел ничего. Каждый раз, когда ветер обдувал кусты, дон Хуан энергично бил ногой по земле, крутясь и двигая руками, словно плетьми. Сила его движений была необычной.
После нескольких неудачных попыток увидеть колдунью «в полете» я приобрел уверенность, что не стану свидетелем трансцендентального события, но демонстрация «силы» доном Хуаном была настолько изысканна, что я не возражал бы провести там целую ночь.
На рассвете дон Хуан сел рядом со мной. Он казался совершенно истощенным. Он еле мог двигаться. Он лег на спину и пробормотал, что ему не удалось «пронзить женщину». Я был сильно заинтригован этим заявлением; он повторил его несколько раз, и каждый раз его тон становился все более унылым, более отчаянным. Я начал переживать необычное беспокойство. Мне было очень легко спроецировать свои чувства на настроение дона Хуана.