Карлос Кастанеда, книги 1-3

В следующей картине дон Хуан действительно подбрасывает или швыряет меня вперед и вверх. Я помню, что «распластал свои крылья и полетел». Я чувствовал себя одиноким, проносясь по воздуху, и болезненно перемещался полным ходом вперед. Это больше походило на ходьбу, чем на полет. И утомляло мое тело. Ощущения свободного парения и воодушевления не было.

Затем я вспомнил мгновение, когда, оставаясь неподвижным, глядел на темную массу острых краев, выступающих на какой-то площадке со смутным тягостным освещением. Потом увидел поле с бесконечным разнообразием светов. Свечения двигались, мелькали и меняли яркость. Они были почти как цвета. Их интенсивность ослепила меня.

Сразу вслед за тем некий предмет встал прямо перед моими глазами. Он был толстым и заостренным, имел явно розоватое свечение. Что-то во мне внезапно задрожало, и я увидел множество таких розовых форм, приближающихся ко мне. Все они быстро надвигались. Я отпрыгнул в сторону.

В последней сцене, которую я помню, были три серебристые птицы. Они излучали металлическое сияние — почти как отсвет нержавеющей стали, но интенсивный, движущийся и живой. Мне они нравились. И мы полетели вместе.

У дона Хуана не нашлось никаких замечаний по поводу моего рассказа.

Вторник, 23 марта 1965 года

Эта беседа произошла на следующий день после рассказа о моем опыте. Дон Хуан сказал:

— Многого, как видишь, не требуется, чтобы стать вороной. Ты сделал это, и теперь ты всегда будешь вороной.

— Что случилось после того, как я стал вороной, дон Хуан? Я три дня летал?

— Нет. Ты вернулся с заходом солнца, как я тебя просил.

— А как я вернулся?

— Ты был очень уставшим и сразу заснул. Это все.

— Я имею в виду — я прилетел обратно?

— Сказано же тебе — ты послушался меня и вернулся назад, в дом. Но не заботься об этом. Это неважно.

— Но что же тогда важно?

— Во всем твоем путешествии только одна вещь чрезвычайно ценна — серебристые птицы!

— Что же такого в них особенного? Это были просто птицы.

— Не просто птицы. Это были вороны.

— Что — белые вороны, дон Хуан?

— Черные перья ворон на самом деле серебристые. Вороны сверкают так интенсивно, что их не беспокоят другие птицы.

— Но почему их перья выглядят серебристыми?

— Потому что ты видел так, как видит ворона. Птица, которая выглядит темной для нас, для вороны — белая. Белых голубей, например, вороны видят розовыми или голубыми. Морских чаек — желтыми. Теперь попытайся вспомнить, как ты присоединился к ним.

Я подумал об этом, но птицы оставались смутным несвязным образом, не имевшим продолжения. Я сказал дону Хуану, что могу вспомнить только свои чувства, как я улетал вместе с ними. Он спросил, присоединился ли я к ним в воздухе или на земле, но я не смог ответить. Он тогда почти рассердился на меня. Требовал, чтобы я подумал об этом, и сказал:

— Все это не будет стоить и гроша, останется всего лишь безумным сном, если ты не вспомнишь точно.

Я всячески старался вспомнить, но так и не смог.

Суббота, 3 апреля 1965 года

Сегодня я подумал о другой картине в своем «сне» о серебристых птицах. Я вспомнил, что видел темную массу с миллиардами дырочек, как от булавок. Фактически эта масса была черным скопищем маленьких дырочек. Почему-то я решил, что она мягкая. Пока я смотрел на нее, три птицы летели прямо на меня. Одна из них издала звук, затем все три уже были рядом со мною на земле.

Я описал картину дону Хуану. Он спросил, откуда прилетели птицы. Я сказал, что, пожалуй, не могу определить. Он стал очень нетерпелив и обвинил меня в негибкости мышления. Сказал, что я очень хорошо могу вспомнить, если попытаюсь, и что я боюсь позволить себе немного расслабиться. По его словам, я думаю с точки зрения людей и ворон, а в то время, которое я хочу вспомнить, я не был ни человеком, ни вороной.

Он попросил вспомнить, что вороны мне сказали. Я пытался подумать об этом, но мои мысли были заняты массой других вещей. Мне не удалось сосредоточиться.

Воскресенье, 4 апреля 1965 года

Сегодня я проехал большое расстояние. Еще до того, как я добрался к дону Хуану, совсем стемнело. Я думал о воронах, и внезапно очень странная «мысль» пришла мне на ум. Больше похожая на чувство или на впечатление, чем на мысль. Птица, которую я услышал первой, сообщила, что они летят с севера и следуют на юг, а когда мы встретимся вновь, они прилетят тем же путем.

Я сказал дону Хуану, что пришло мне на ум, а может быть, вспомнилось. И услышал от него:

— Не думай о том, вспомнил ты то или же выдумал. Такие мысли годятся только для людей. Воронам они не подходят, особенно тем, которых ты видел, — ведь они были вестниками твоей судьбы. Ты уже ворона. И никогда не изменишь этого. От сего времени и впредь вороны будут говорить тебе своим полетом о каждом повороте твоей судьбы. В каком направлении ты полетел с ними?

— Я не могу этого знать, дон Хуан!

— Если подумаешь как следует, ты вспомнишь. Сядь на пол и покажи положение, в котором находился, когда птицы прилетели к тебе. Закрой глаза и начерти линию на полу.

Я последовал предложению и определил точку.