Карнавал лжи

Шагнув в круг, он расчеркнул воздух серебристым лезвием, и Таше пришлось заслонить глаза рукой, когда в свободной руке юноши вспыхнул ослепительной белизной шар света.

– Оставайся в комнате, что бы ни случилось. И не впускай никого, – бросил Алексас, прежде чем пропеть пару слов.

Шар разросся до размеров кокона, вынудив Ташу зажмуриться. Когда перед закрытыми веками поплыли в черноте цветные круги и она осмелилась открыть глаза, Алексаса уже не было: лишь чернел на ковре выжженный круг да мерзко пахло палёной шерстью.

– Куда это он? – скучающе осведомился Герланд.

– Выручать моего друга, – пробормотала Таша, чувствуя, как тревога за Гаста и Алексаса разом разгоняет мерное биение сердца в галоп. Рывком поднявшись со стула, стала сгребать светлые волосы на полу в одну большую кучу – просто чтобы чем-то занять дрожащие руки. – Он работал в мастерской у того, кто сделал чашу.

Ничего, изо всех сил думала она, подгребая к себе мокрые пряди, Алексас справится. Летом он на её глазах играючи разобрался с четырьмя наёмниками, двое из которых были оборотнями. Стало быть, и с эйрдалями как-нибудь совладает.

Правда, это будет первый раз, когда он вступает в бой после окончания Двоедушия…

Альв наблюдал, как девушка сворачивает остриженные кудри в большой ком, чтобы закутать тот в мокрое полотенце.

– Избавься от них. Сожги. Не представляешь, что может сделать с тобой хоть сколько-нибудь умелый колдун, владея всего одной прядью твоих волос.

Таша пихнула готовый куль на кровать, рядом с подушкой:

– Алексас сожжёт.

Глядя на неё, Герланд усмехнулся. Затянувшись, медленно выдохнул дым – наверняка снова вишнёвый.

– Я заметил, что ты не возражала против этого безумия.

– Нет. – Таша поправила полотенце на груди; взгляд альва заставлял её чувствовать себя не слишком уютно. Под таким взглядом начнёшь оправлять даже платье с горлом и юбкой до пола, не то что кусок махровой ткани, кое-как обмотанный вокруг туловища. – И не буду.

– Неужели ты не боишься?

– Я почти убила амадэя один раз. Если понадобится, убью во второй.

Она не стала говорить то, что не хотела озвучивать, – по крайней мере, ему. То, что бояться Лиара она перестала уже давно. Она могла бояться его трюков, того, что он способен сделать с теми, кто ей дорог, но только не встречи с ним.

Ненависть вытесняет страх.

Таше хотелось верить, что причина её бесстрашия именно в этом.

…как бы там ни было, до сего момента каждая их встреча с врагом подтверждала: если она и погибнет в процессе игры, то точно не от его руки. И едва ли он ждёт, что она полезет прямиком в его логово, зная, кто встретит её там. А их летняя встреча на Равнине показала, что единственный её шанс победить – сыграть на эффекте неожиданности.

– Даже если так, – сказал Герланд, выражая сомнение всем своим видом, – амадэй вернётся, как ты уже могла убедиться. И будет очень зол.

– Зато я знаю кое-кого, кто может упокоить его навсегда.

В дверь постучали.

Не тратя время и слова на прощания, альв коснулся стекла с той стороны, – и в идеальной черноте, покрывшей зеркальную гладь, Таша не смогла различить даже собственного отражения.

– Кто там? – настороженно крикнула девушка, оставшись одна.

– Ужин!

В мужском голосе, откликнувшемся из коридора, вроде не было ничего особенного. Но почему-то от звучания его Ташу слегка передёрнуло, точно она надкусила гнилое яблоко. Странно знакомое ощущение… Дамнары, будь у неё какая-нибудь возможность распознавать эйрдалей издали…

…расслоившаяся память вдруг выдернула воспоминание о том, что у неё есть такая возможность, – и Таша осознала, что на короткое время забыла о том, что она оборотень. Превратилась в ту фальшивую, беспомощную Ташу Кармайкл, которую сотворил Арон: которая никогда не превращалась в кошку, которая не была наследницей трона.

Это было странно и страшно, но сейчас у неё не было времени пугаться. Во всяком случае, этого.

Таша втянула носом воздух… и вонь тлеющих фиалок и нарциссов ударила в ноздри с такой силой, словно она забрела на кладбище цветов.

Попятившись к подоконнику, девушка лихорадочно дёрнула на себя оконные створки. Мороз отрезвил, прогнал запах эйрдалей и дрожь в руках.

– Спасибо, – наконец повернувшись к двери, произнесла она как можно дружелюбнее – и даже не слишком напуганно. – Я не голодна.

За дверью повисло тяжёлое молчание.

– Что ж, – изрёк навестивший её эйрдаль, – может, это заставит тебя проголодаться.

Она услышала шум упавшего тела. Затем – мычание, будто сквозь кляп, обернувшееся криком:

– Таша, не смей открывать!..

Знакомый голос вынудил её ненадолго застыть под зимним ветром, сквозившим из распахнутого окна, щекотавшим обнажённую шею, – и, рванув вперёд, опустить дверную ручку.

Гаст стоял на коленях у порога, пока нависший над ним эйрдаль выкручивал ему запястье.