Карпо Соленик: «Решительно комический талант»

Чуть ли не единственное исключение среди харьковских рецензентов составлял Николай Сементовский, который, переехав в 1843 году в Петербург, стал сотрудничать в «Москвитянине» и в «Маяке». В театральных рецензиях, опубликованных еще до переезда, Сементовский высказал ряд суждений, встретивших отпор со стороны других авторов. Так, однажды он объявил, что первой актрисой харьковской сцены является Протасова-Ленская, а не Млотковская. «Уж в этом извините! – отвечал Андрей Данилов, – молоденькую, хорошенькую собою, очень сносную… водевильную актрису» нельзя даже сравнивать с замечательной актрисой Млотковской. Приговор продиктован личной симпатией, констатирует Данилов, «не талант, а личико такой или другой актрисы превозносит страстный юноша!..». В другой статье Сементовский писал, что одному из харьковских актеров (Соколову) «недостает светской манеры, недостает именно того, что так нравится нам в Каратыгине и Мочалове». Этот упор на «светскую манеру» и вдобавок ко всему неожиданное сближение таких авторов, как Каратыгин и Мочалов, дали тому же Андрею Данилову повод для язвительного замечания: «Уж именно, г. рецензент, что в Соколове недостает того, «что так нравится в Каратыгине, Мочалове, именно светская манера!»[187].

Но большего Сементовский (или как он еще подписывал свои статьи – Семеногорский[188]) себе не позволял. Открыто он нигде не выступает против естественности и правдивости игры, против актеров, осуществлявших эти принципы. К Соленику же Сементовский всегда относился с большим почтением.

Конечно, совпадения отдельных, пусть очень важных, формулировок у харьковских рецензентов и Белинского еще не свидетельствуют о тождестве их взглядов. Мы говорили, что даже Кульчицкий, который сознательно ориентировался на эстетические принципы Белинского, был все же далек от понимания всей их глубины. А другие харьковские рецензенты стояли в этом отношении ниже Кульчицкого. Но в данном случае важно подчеркнуть другое: общий уровень идейной и, если можно так сказать, идейно-эстетической жизни харьковского общества был относительно высоким.

Это можно лишний раз показать на примере отношения к гоголевской «Женитьбе».

Премьера «Женитьбы» в Петербурге на сцене Александринского театра 9 декабря 1842 года произвела тяжелое впечатление на поклонников его таланта. Н.Я. Прокопович 28 декабря писал Шевыреву о «падении «Женитьбы»: «Да, она пала от невежества александринских актеров, от невежества александринской публики…» После второго-третьего спектакля положение несколько выправилось, но суровые, обличительные голоса продолжали звучать. «Репертуар и Пантеон» назвал комедию Гоголя «сбором неслыханных нелепостей и неприличных выражений» и со злорадством восклицал: «Пишите, что хотите, барды г. Гоголя! Возгласы ваши не изменят единодушного приговора, произнесенного целою публикою, не дозволившей по окончании пьесы ни одного одобрительного хлопка»[189].

27 августа 1843 года, через восемь месяцев после неудачи в Александринском театре, состоялась – в бенефис Соленика – премьера «Женитьбы» на харьковской сцене (руководство харьковского театра вообще проявляло большую оперативность, и новые пьесы давались здесь буквально вслед за столичными премьерами). Однако отношение к «Женитьбе» прессы и, судя по всем данным, занятых в пьесе актеров было совсем иным. Рымов выступил в «Харьковских губернских ведомостях» со статьей, в которой высоко оценивал комедию Гоголя и давал ей обстоятельный и в общем содержательный разбор. «Мы восхищались, читая комедию», – писал Рымов, – характеры ее «истины в высочайшей степени»; «она течет спокойно, не прерывается сценами, придуманными для эффекта»[190]

. Несмотря на грозный голос «барда Гоголя», в печати не появилось материала, определенно направленного против гоголевской комедии.

Вообще достоин внимания тот факт, что усилиями передовых литераторов «Харьковские губернские ведомости», этот официальный орган канцелярии генерал-губернатора, занял по вопросам искусства, и прежде всего театра, вполне определенную позицию, отличавшуюся терпимостью и широтой взглядов.

Отсюда следует и другой вывод: относительно высокое развитие искусства на харьковской сцене, выделившейся в 30–40-е годы среди других провинциальных театров; интенсивность реалистических исканий; появление и расцвет ряда выдающихся артистов, прежде всего Соленика, – все это не является случайным фактом и связано с общей «идейно-эстетической» атмосферой в харьковском обществе.

Но эта связь обоюдная: большой актер – это всегда крупное общественное явление; он невольно притягивает к себе симпатии, мысли, чувства многих своих единомышленников и почитателей, как бы аккумулируя их усилия в своих творческих поисках. В Харькове таким лицом был Соленик, и, когда мы говорим о его художественных исканиях, не забываем, что они проходили не только через его сценическую деятельность, но и через повседневные размышления, критические отзывы, диалог со многими близкими к нему людьми, участниками «кружка» Кульчицкого.