Читаем Карпо Соленик: «Решительно комический талант» полностью

Артист А.П. Толченов писал: «Мне кажется, литераторы еще мало знают о размере влияния Белинского на ту часть среднего, образованного общества, которое в литературе не высказывается, мемуаров о себе не ведет и вообще таит про себя свои сокровенные убеждения, руководясь только ими в своих действиях на жизненном поприще…»[177] Можно только повторить эти слова: мы говорим о России Белинского, о его огромном влиянии, но еще очень мало знаем, как конкретно осуществлялось это влияние, кто стоял за великим критиком… Фигура Кульчицкого помогает в некоторой мере восполнить этот пробел, хотя он и не принадлежал к тем безгласным людям, которых имел в виду Толченов, но, напротив, «в литературе высказывался» – и высказывался подчас довольно определенно… Но он являлся той характерной для своего времени фигурой, через которую влияние Белинского распространялось, росло в русском обществе, шло вширь, зачастую за счет глубины – это были неизбежные в таких случаях потери… в этом состоит интерес и значимость Кульчицкого как общественного типа.

И то, что Кульчицкий и его «кружок» стояли так близко к харьковскому театру, стремились в первую очередь на него распространить свое влияние, не могло пройти для театра бесследно. По крайней мере, задумываясь над причинами столь сильного развития реалистических тенденций на харьковской сцене, появления и расцвета здесь таких талантов, как Соленик, мы в числе главных факторов должны назвать воздействие идей Белинского, в распространении которых Кульчицкий и другие члены «кружка» были неутомимыми и полезными посредниками.

В одной из статей Кульчицкий говорит, что его критические выступления оказывают свое воздействие на Соленика: «С неизъяснимым удовольствием заметили мы, что с некоторого времени г. Соленик стал прилежнее изучать свои роли, стал обращать внимание на характеры, со всеми их принадлежностями, костюмом, манерами, физиономией»[178].

Было бы, конечно, наивно думать, что сам Соленик, человек огромного таланта и, по единодушным отзывам современников, острого проницательного ума, был не в состоянии усвоить то, что усвоил Кульчицкий. Дело не в этом: в распространении новых идей огромную роль играет интенсивность, с которой эти идеи отстаиваются и благодаря которой на людей большого таланта влияет зачастую литератор гораздо менее талантливый. Тем более, если он одухотворен идеями, обаянием, силой такого человека, как Белинский.

Кульчицкий писал как-то Белинскому: «Мы можем в целую жизнь и не встретиться более; жизнь, после которой – что и где будем, неизвестно; а все-таки есть какая-то потребность быть в памяти людей, некогда нам милых. Сегодня я ехал по должности, да и тут вдруг как-то пришел мне на мысль Пушкин с его богатою жизнью, с его возвышенной натурой, с его страстями, странствованиями, любовью и проч., что составляет жизнь, и мне как-то сделалось ясно бессмертие великих людей, которые свою жизнь умеют передать другим, из поколения в поколение, и так живо, что те обновляются ею, как своей собственной»[179].

Эти слова замечательны не только своей глубокой любовью к Белинскому, но и необыкновенно ясным пониманием того, что он, Кульчицкий, малоизвестный провинциальный литератор, несет в себе частицу души великого человека, который «свою жизнь умеет передавать другим»…

В начале 1842 года Кульчицкий переехал в Петербург на постоянное жительство. С его отъездом «кружок» харьковских друзей, ценителей изящного, любителей Талии и Мельпомены, фактически прекратил свое существование.

Кульчицкий был теперь вблизи Белинского, который по-прежнему любил его и ценил в нем «самое честное нравственное направление». В Петербурге Кульчицкий написал несколько юмористических очерков, в том числе брошюру об игре в преферанс, о которой Белинский отозвался также с похвалой. Но в общем его роль в кружке Белинского была не столь значительна и уж во всяком случае куда менее эффективна, чем в Харькове среди провинциальной «пустоты», которую он проклинал и из которой не чаял как вырваться «в Питер»…

В 1845 году Кульчицкий скончался в Петербурге от чахотки. Его похоронили на Волковом кладбище. Рядом с его могилой через три года выросла могила Белинского…

3

Кто же еще в Харькове писал о театре, влиял на театр, особенно после отъезда Кульчицкого? Это те рецензенты, чьи высказывания о Соленике мы уже приводили: Рымов (А. Барымов), редактор «Харьковских губернских ведомостей» (в 1852–1853 годах), фактически занявший после отъезда Кульчицкого место постоянного обозревателя харьковского театра; Виктор Дьяченко, воспитанник Института инженеров путей сообщения, впоследствии довольно известный драматург; «Харьковский старожил Wold Wolin» (то есть А. Данилов) и некоторые другие.

Перейти на страницу:

Все книги серии Критика и эссеистика

Моя жизнь
Моя жизнь

Марсель Райх-Раницкий (р. 1920) — один из наиболее влиятельных литературных критиков Германии, обозреватель крупнейших газет, ведущий популярных литературных передач на телевидении, автор РјРЅРѕРіРёС… статей и книг о немецкой литературе. Р' воспоминаниях автор, еврей по национальности, рассказывает о своем детстве сначала в Польше, а затем в Германии, о депортации, о Варшавском гетто, где погибли его родители, а ему чудом удалось выжить, об эмиграции из социалистической Польши в Западную Германию и своей карьере литературного критика. Он размышляет о жизни, о еврейском вопросе и немецкой вине, о литературе и театре, о людях, с которыми пришлось общаться. Читатель найдет здесь любопытные штрихи к портретам РјРЅРѕРіРёС… известных немецких писателей (Р".Белль, Р".Грасс, Р

Марсель Райх-Раницкий

Биографии и Мемуары / Документальное
Гнезда русской культуры (кружок и семья)
Гнезда русской культуры (кружок и семья)

Развитие литературы и культуры обычно рассматривается как деятельность отдельных ее представителей – нередко в русле определенного направления, школы, течения, стиля и т. д. Если же заходит речь о «личных» связях, то подразумеваются преимущественно взаимовлияние и преемственность или же, напротив, борьба и полемика. Но существуют и другие, более сложные формы общности. Для России в первой половине XIX века это прежде всего кружок и семья. В рамках этих объединений также важен фактор влияния или полемики, равно как и принадлежность к направлению. Однако не меньшее значение имеют факторы ежедневного личного общения, дружеских и родственных связей, порою интимных, любовных отношений. В книге представлены кружок Н. Станкевича, из которого вышли такие замечательные деятели как В. Белинский, М. Бакунин, В. Красов, И. Клюшников, Т. Грановский, а также такое оригинальное явление как семья Аксаковых, породившая самобытного писателя С.Т. Аксакова, ярких поэтов, критиков и публицистов К. и И. Аксаковых. С ней были связаны многие деятели русской культуры.

Юрий Владимирович Манн

Критика / Документальное
Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)
Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)

В книгу историка русской литературы и политической жизни XX века Бориса Фрезинского вошли работы последних двадцати лет, посвященные жизни и творчеству Ильи Эренбурга (1891–1967) — поэта, прозаика, публициста, мемуариста и общественного деятеля.В первой части речь идет о книгах Эренбурга, об их пути от замысла до издания. Вторую часть «Лица» открывает работа о взаимоотношениях поэта и писателя Ильи Эренбурга с его погибшим в Гражданскую войну кузеном художником Ильей Эренбургом, об их пересечениях и спорах в России и во Франции. Герои других работ этой части — знаменитые русские литераторы: поэты (от В. Брюсова до Б. Слуцкого), прозаик Е. Замятин, ученый-славист Р. Якобсон, критик и диссидент А. Синявский — с ними Илью Эренбурга связывало дружеское общение в разные времена. Третья часть — о жизни Эренбурга в странах любимой им Европы, о его путешествиях и дружбе с европейскими писателями, поэтами, художниками…Все сюжеты книги рассматриваются в контексте политической и литературной жизни России и мира 1910–1960-х годов, основаны на многолетних разысканиях в государственных и частных архивах и вводят в научный оборот большой свод новых документов.

Борис Фрезинский , Борис Яковлевич Фрезинский

Биографии и Мемуары / История / Литературоведение / Политика / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

100 великих казаков
100 великих казаков

Книга военного историка и писателя А. В. Шишова повествует о жизни и деяниях ста великих казаков, наиболее выдающихся представителей казачества за всю историю нашего Отечества — от легендарного Ильи Муромца до писателя Михаила Шолохова. Казачество — уникальное военно-служилое сословие, внёсшее огромный вклад в становление Московской Руси и Российской империи. Это сообщество вольных людей, создававшееся столетиями, выдвинуло из своей среды прославленных землепроходцев и военачальников, бунтарей и иерархов православной церкви, исследователей и писателей. Впечатляет даже перечень казачьих войск и формирований: донское и запорожское, яицкое (уральское) и терское, украинское реестровое и кавказское линейное, волжское и астраханское, черноморское и бугское, оренбургское и кубанское, сибирское и якутское, забайкальское и амурское, семиреченское и уссурийское…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
100 знаменитых анархистов и революционеров
100 знаменитых анархистов и революционеров

«Благими намерениями вымощена дорога в ад» – эта фраза всплывает, когда задумываешься о судьбах пламенных революционеров. Их жизненный путь поучителен, ведь революции очень часто «пожирают своих детей», а постреволюционная действительность далеко не всегда соответствует предреволюционным мечтаниям. В этой книге представлены биографии 100 знаменитых революционеров и анархистов начиная с XVII столетия и заканчивая ныне здравствующими. Это гении и злодеи, авантюристы и романтики революции, великие идеологи, сформировавшие духовный облик нашего мира, пацифисты, исключавшие насилие над человеком даже во имя мнимой свободы, диктаторы, террористы… Они все хотели создать новый мир и нового человека. Но… «революцию готовят идеалисты, делают фанатики, а плодами ее пользуются негодяи», – сказал Бисмарк. История не раз подтверждала верность этого афоризма.

Виктор Анатольевич Савченко

Биографии и Мемуары / Документальное