Хамелеонша

Я потянулась промокнуть слабой рукой лоб. Бланка вздохнула и встала рядом, напротив выемки меж зубцами, откуда открывался вид на площадку. Там сейчас звенели учебные клинки. Тёмная макушка Людо, как всегда, выделялась. Брат уже оправился, только ребро порой давало о себе знать, но лекарь сказал, срастётся за пару недель.

– Неважная из меня наставница. Сказать по правде, меня тоже этому не учили. Я сама смотрела, как другие леди танцуют, и в комнате с Дитой повторяла. А вот на пирах ещё не доводилось. Знаете, лорд Авен прекрасно танцует…

Я подняла тяжёлый взгляд, и принцесса снова вздохнула:

– Простите… Просто я вам завидую.

Признание не произвело должного впечатления. Напротив, меня вдруг разобрала злость. Я впилась ногтями в стену, за которую держалась, не уверенная, что в противном случае смогу устоять на ногах.

– И чем же моя жизнь так хороша?

Пальцы всё ещё зудели от той едкой дряни, в которой пришлось полоскать волосы брата – после темницы в них снова завелись вши. А заодно полоскать и свои. После этого кожа пластами слезала с рук.

– Вы вольны обрести счастье с мужчиной, которому небезразличны и который, только не хмурьтесь так, небезразличен вам. И если б вы сами его не отталкивали, уже держали бы друг друга в объятиях. А мне же… – не дала она возразить, – мой удел принять навязанный выбор.

Я стёрла испарину над губой.

– Не сомневайтесь – навяжут хороший: стабильный, безбедный.

Она с печальным видом облокотилась спиной о скрещенные руки, подопнула какую-то шелуху.

– А если б… если б я сказала вам, что есть некий человек, к которому я питаю чувство. – И заторопилась, словно спеша выговориться, пока не оборвали. – Понимаю, что не должна. Что чувство положено питать только к супругу, но ничего не могу с собой поделать: оно сильнее меня. Все мысли лишь о нём… Что бы вы на это сказали?

Ещё один беглый взгляд на площадку, где звенят клинки, и прикушенная губа.

Злость расползалась всё дальше, распирая нутро, свиваясь кольцами, оплетая сердце… Злость на эту преследующую меня слабость, на глупость Бланки, для которой любовь – это держать друг друга в объятиях, трепеща от тонкости чувств, тогда как любовь – это выбирать вшей и подставлять таз, когда он блюёт. Злость на того, кем был пропитан сам воздух, сводя меня с ума…

Низкое давящее солнце пылило сквозь дымку ржавой мутью, волосы Бланки пушились и искрили карминовой марью, ветер пах рыжими травами, капли смолы стекали по свежеструганной двери стенной башни, а на воде догорала жидкая медь…

Мир тонул и захлёбывался в оттенках пламени и янтаря. Они впитывались в кожу, отравляли кровь, выжигали лёгкие запахом восковницы и дыма, заставляя кусать щеку изнутри, царапать стену. И царапины эти складывались в рисунок вышивки на упелянде.

– Сказала б, что это отвратительно! – выплюнула я, и Бланка отшатнулась, как от удара. – Грязно, мерзко, постыдно любить того, кого не до́лжно. После всего, что он причинил…

– Но он мне ничего…

– Да кто вы такая, чтоб мечтать о выборе? – не услышала я, продолжая цепляться за кладку, чтоб не раствориться в этой бескрайней рыжине. – Не вам решать свою судьбу. Кому подложат, тому и будьте рады. А счастье – в исполнении долга. И долг ваш в том, – сглотнув, я прислонилась лбом к стене, – чтоб раздавить в себе это порочное чувство.

– В нём нет ничего порочного! Оно светлое и чистое! А вы… вы знаете, о ком я. И нарочно так говорите! Вы просто злая и ревнуете его: хотите, чтоб брат принадлежал только вам! Но так не бывает.

– Ах, ревную? – расхохоталась я и, вздёрнув голову, крикнула в сторону плошадки: – Людо! – Он поднял глаза: – Поди-ка сюда…

Бросив тренировочный меч следующему в очереди, брат направился к стене.

– Что вы делаете? – запаниковала Бланка и метнулась было прочь, но я крепко ухватила её за запястье и держала так до тех пор, пока брат не взбежал по боковой лестнице.

– Чего тебе? – кинул он мне и поклонился принцессе. – Ваше Высочество…

Бланка, серая и полумёртвая от ужаса, едва пролепетала что-то в ответ.

– Её Высочество имеет сказать тебе о светлом и чистом, – растянула я рот в улыбке, слизнув кровь с прокуса.

Людо перевёл взгляд на принцессу, и Бланка затеребила дрожащими пальцами сорванный из расщелины в стене тусклый цветок.

– Я… я… только хотела спросить, собираетесь ли вы на пир, – прошептала она, уставившись на свои расшитые стеклярусом туфли со сбитыми носами. – И станете ли там танцевать, – докончила она, чуть не плача.

– На пир пойду, а танцевать не умею. – Людо помолчал, что-то про себя прикидывая. – Окажете честь научить?

Бланка вскинула глаза, часто моргая. А я нахмурилась, переводя взгляд с принцессы на него.

– А не пора ли тебе обратно на тренировку?

– Отчего ж пора, когда можно и задержаться? – с непроницаемым лицом ответил он, продолжая смотреть только на Бланку.

Её грудь часто вздымалась, а под тонкой кожицей щёк разлился румянец.

– Я научила вашу сестру, а она научит вас, – быстро ответила она, снова спрятав глаза. Но я заметила, как углы её губ приподнялись.

– Вы правы, слуга забылся, – скривился Людо.