Что-то мучительно знакомое. Типичная черта – нет, не социального слоя, не национального характера, – а среднего и отчасти старшего школьного возраста. Пубертатного сознания.

В романах Гончарова заперт – и проявляет себя этой прозой третьего уровня – мнительный подросток.

Кажется, никто еще не сказал про это смелей, чем г-н Михалков, режиссер фильма «Несколько дней из жизни И. И. Обломова». Он использовал для этого чрезвычайно остроумную метафору: потребовал от актера – по внешности вполне половозрелого (г-на Табакова), – чтобы он перед кинокамерой изображал семилетнего малыша. Или вроде как совершеннолетнего дауна, но без дефектов моторики и речи.

Но, разумеется, пришлось перешить и сюжет: пускай не Обломов свалит от Ольги, а она его предаст. Пусть она не любит его, а бессердечно мистифицирует под диктовку Штольца. И за это ей в эпилоге невыразимая душевная мука.

Да, это не совсем как у Гончарова, даже совсем не как. Но разве искусство (в том числе и искусство г-на Михалкова) не требует жертв?

Я видел и фильмы, поставленные по двум другим романам Гончарова: «Обыкновенную историю» г-жи Волчек и «Обрыв» г-на Венгерова. Ну что сказать? Сюжеты и фигуры ретушированы старательно, последовательность разговоров сохранена. Вера в гуманность, прогресс и настоящую, самоотверженную любовь – под надежной защитой. Каждый из лицедеев знает свой маневр. Адуев, например, так забавно неумен. Марку Волохову (помните такого?) не повезло: обязан, по Гончарову, напоминать волка, а подстрижен под пуделя.

Кстати (все, все, это предпоследний абзац, клянусь): обратили внимание, отчего «Обрыв» (и роман, и фильм) кончается так печально? Вернее – фильм-то как раз ясно отчего: Вера утратила девственность, и кто же на ней теперь женится, кроме Тушина, ведь увлечение Райского тотчас угасло и вообще ему пора в Рим. Но в романе, между прочим, не так. Роман вполне готов окончиться скромным свадебным застольем. Гончаров отменяет хеппи-энд своею собственной рукой. Беззаветно жертвуя всяким правдоподобием. Исключительно для того, чтобы проучить Веру. Наказать ее, а попросту – отомстить. Будет знать, как смеяться над Райским. Будет помнить, что

бывает, если ему предпочесть – да все равно кого!

Волохов-то хоть завтра готов идти с ней под венец; он любит ее, она любит его; препятствий никаких, даже бабушка – только за (еще бы!); но дело, видите ли в том, что…

Сентябрь 2012 года

Химеры

– А вот это сам журавль! – не унимается Сюсин, подходя к журавлю, стоящему около одной из клеток. – Родился в России, бывал перелетом на Ниле, где с крокодилами и тиграми разговаривал. Прошлое самое блестящее… Глядите: задумался, сосредоточен! Так занят мыслями, что ничего не замечает… Мечты, мечты! Хо-хо-хо… «Вот, думает, продолблю всем головы, вылечу в окошко и – айда в синеву, в лазурь небесную! А в синеве-то теперь вереницы журавлей в теплые края летят и крл… крл… крл…» О, глядите: перья дыбом стали! Это, значит, в самый разгар мечтаний вспомнил, что у него крылья подрезаны, и… ужас охватил его, отчаяние. Хо-хо-хо… Натура непримиримая. Вечно эти перья будут дыбом торчать, до самой дохлой смерти. Непримиримый, гордый! А нам, тре-журавле, плевать на то, что ты непримиримый! Ты гордый, непримиримый, а я вот захочу и поведу тебя при публике за нос. Хо-хо-хо…

Сюсин берет журавля за клюв и ведет его.

А. Ч.

1

Для среднего школьного, да и то бесполезно.

Про одну принцессу.

Про настоящую принцессу. В этом сюжете я сноб, как Сван. (Или кто там у Пруста отсчитывает поколения, регистрируя породу.) Пять советских паспортных пунктов играют (sic!) значение.

В общем, так. Королевство Кастилия образовалось – если верить Брокгаузу и Ефрону (подчеркиваю: Ефрону!) – в 1057 году. Наибольшего могущества и блеска достигло при короле Фердинанде III Святом (1217–1252). Который объединил Кастилию и Леон и завоевал у арабов Кордову, Севилью (и почти всю Андалусию), а также Кадикс, расширив границы королевства до самого моря.