Честно говоря, я не понимаю. За одну такую вот фразу надо бить очень прочной палкой сколько хватит сил. У Марии Валентиновны было двое братьев; был Эрнест Карлович. Как это вышло, что Буренин дожил до 1926 года? (Пенсионером республиканского, кстати, значения; на спецпайке; полагаю, что и органы приплачивали – как внештатному литконсультанту.)
«…Поэт, страдавший катаром желудка, привязался к Василисе страстно. Они провели вдвоем чудное лето на берегах Карповки. В это лето, под влиянием нежных попечений любимой женщины, поэт возродился телом и духом: катар желудка ослабел, и песни изумительной красоты по форме и изумительной глубины по содержанию изливались из его души в изобилии. В это лето были созданы чудные перлы гражданской лирики: “Скрипы сердца”, “Визги молодой души”, “Чесотка мысли”, “Лишаи фантазии”; кроме того, необычайно поэтический эпос “Дохлая мышь” и исполненный нежности и страсти романс, представляющий высочайшую вершину, на которую когда-либо воспаряло чувство: “Василиса, Василиса, ты свяжи набрюшник мне”, и т. д.».
Вот и все. Буренин утомился. Уже не смешно. Давится злобой, повторяется. Синтаксис ни к черту. Опять про поклонниц во множественном числе:
«Они всюду пропагандируют эти стишки, забегают к редакторам, критикам и рецензентам и уговаривают последних отзываться о стишках как можно благосклоннее, предупреждая при этом, что у автора стишков злейший геморрой, который может усилиться от строгих отзывов. К критикам, которые не обнаруживают особой благосклонности относительно протеже российских Терез Гвичиолли, последние преисполняются неистовой ненавистью, считают и объявляют их хуже всяких извергов, угрожают им “скандалами”, отлучением от “либеральной интеллигенции” и – самой ужасной карой, какую только они могут придумать, – неподаванием критикам своей честной и всегда потной от запоздалой сантиментальности руки…».
Все тот же вопрос – о сроках доставки. Но думаю, что этого номера «Нового времени» – даже если 18 января вечером он в Ялте материализовался, – Надсон не видел: Мария Валентиновна не могла это допустить.
Через несколько часов наступила агония. То невообразимое, о чем говорят: воспаление мозговых оболочек. Или: он умер у нее на руках. Или: она закрыла ему глаза. Утром 19 января. Придавила веки медными монетами. Подвязала челюсть шарфом.
Вы думаете: конец.
А Марии Валентиновне только-только исполнилось 38. Она разговаривала с Надсоном еще 46 лет почти каждый день. Иногда он отвечал. По крайней мере, один сеанс обратной связи зафиксирован документально.
Зимой 1905-го, заглянув по какому-то делу в Драмсоюз (бывшее Общество драматических писателей), М. В. встретила там мужа Маши Давыдовой (приемная дочь той самой А. А., – помните благотворительный виолончельный концерт?) – писателя Куприна. Приятный был человек, а когда хотел – приятный неотразимо. С веселым таким, горячим коньячным выхлопом. Да еще кстати вдруг припомнил другой концерт.
– Там я впервые вас увидал. Киев, 86-й год, молодежь внесла С. Я. на эстраду на руках, буквально. Ему просто поклонялись. А слушали как!
В общем, за какой-то час – пока вместе дожидались кассира – возникла взаимная симпатия. Каждый из нас достаточно беллетрист, чтобы придумать, отчего и каким образом повернулся разговор. Сама ли М. В. обмолвилась, что верит в общение с умершими, – или А. И. тут вдруг вспомнил (а знал – от жены), что есть у милой старушки такой пунктик. Также не ясно мне поведение других драматических писателей, находившихся в комнате, – Алексея Свирского, Акима Волынского, Изабеллы Гриневской: купились на розыгрыш или сознательно участвовали? Будем считать, что купились, – а то выходит немного подло.
Что касается Куприна – им владели вдохновение, юмор и коньяк. Он рассказал свой секрет: недавно и нечаянно он осознал, что у него в голове помещается аппарат наподобие телефонного; и по крайней мере раз в месяц, ближе к полнолунию, голова начинает гудеть и сквозь гул прорываются чьи-то голоса. (Вот и сейчас, кстати, почти такой момент.) Поначалу Александр Иванович был очень встревожен; вообразил, что сходит с ума. Пока один тибетский врач не объяснил ему: вы просто-напросто медиум, причем очень чувствительный, не пренебрегайте этим. С тех пор Александр Иванович изредка, время от времени, только для своих, устраивает спиритические вечера. Критик Волынский откуда-то знал, что полнолуние – завтра. Прозаик Свирский предложил свою квартиру – на Коломенской, дом 42, места много, завтра – очень удобно, заодно и поужинаем. Переводчица Гриневская: Мария Валентиновна, миленькая, поедемте вместе, а?
На следующий вечер все состоялось и как нельзя лучше удалось. Кроме названных, присутствовал еще молодой журналист из Одессы (приехал издавать – почему-то на деньги певца Собинова – журнал политической сатиры «Сигнал», при участии Куприна) – кажется, Николай (фамилия неразборчива) Емельянович или Эммануилович.
По совпадению, все, кроме Куприна и М. В., были евреи. (Журналист из Одессы – химера.)