Хлеб печали

Поведение старухи Анна оценила презрительно и недоумевала, как крестьянка могла даже помыслить вести себя так, как ведет эта ведьма. «Поистине мы живем в час нового Вавилонского столпотворения, - сказала Анна. – Люди забывают, что мы созданы неравными… Но, с другой стороны, и я бы с удовольствием об этом забыла, если б оказалась на их месте».

- Все не так просто, - промолвил Руди и замолчал. Он не знал, что скажет графиня на то, что Магда вовсе не была крестьянкой, и что какой-нибудь пронырливый писака сделал бы ее героиней своей пьесы: комедии или трагедии – все едино. Стоило ли Анне вообще знать о жизни Магды? Иногда она была совершенно суха и деловита, когда говорила о тех вещах, что вызывали слезу у натур восторженных и слабых.

- Разве? – спросила она. – Вы принимаете это так близко к сердцу, что будь ваша ведьма моложе, то меня бы съела ревность.

- Я чувствую перед ней вину.

- За что же?

- Я был ранен. Я был в бреду, и она ухаживала за мной. Я ведь говорил вам об этом? – Анна медленно покачала головой, то ли соглашаясь, то ли удивляясь его речам. – Ее схватили из-за моих неосторожных слов, которых я не помню. И вот теперь я должен еще и судить ее.

- И что? Разве ваши слова были ложью? Если она ведьма, то будут и другие свидетельства.

- Как я могу судить о том, лгал я или нет, если я не знаю, о чем говорил? – он досадливо поморщился.

- А вы ей и вправду симпатизируете, - заметила Анна. – Я уже говорила, что восхищаюсь вами? Вы смелы не только при встрече с волком, но и с людьми, а ведь это гораздо опасней. Расскажите же мне про эту женщину! Я хочу знать о ней – и о вас – больше. Может быть, я смогу помочь вам, - совсем тихо ответила она.

- Ну хорошо, - неохотно ответил Руди. – Тогда послушайте…

Анна слушала его внимательно и не перебивала. Она изредка поднимала бровь в самых волнительных местах рассказа и сжимала ему ладонь, и Руди было приятно, что она была совсем не похожа на других женщин, которые бы бормотали: «Какой ужас!» или изображали бы притворный обморок, чтобы доказать свою женственность. Он рассказал ей о своем давнем знакомстве с бароном фон Рингеном (умолчав, правда, о том, что ему пришлось служить ему), и о том, зачем явился в его деревню, и о суматохе, которая началась сразу по его приезду, и про пожар, и про стычку, и про рассказ Магды, и про возвращение в город, и про сегодняшний допрос. Когда он замолчал и выжидательно взглянул на любовницу, говорить Анна не торопилась. Она отрешенно глядела на свой пустой бокал, и ее рот кривился словно в горькой усмешке.

- Что вы об этом думаете? – спросил ее Руди.

- Я бы никогда не поверила такому, если б мне об этом поведал кто-то другой, не вы, - медленно ответила она. – Я не могу представить женщину, которая по собственной воле покинула круг знати, чтобы опуститься на самое дно, где нужно работать руками. Что за безнадежное будущее можно дать своим детям среди крестьян? Как золото можно сменить на дерево, а шелк на рогожу?

- Она была маркитанткой, - напомнил Руди.

- И что? Я знаю служанок, которые выходили замуж за знатных людей. От старых привычек они не избавлялись, но возвращаться назад не хотели. Может быть, вашей старухе пришлось бежать из-за ведьмовства? Тем более, она знакома с бароном фон Рингеном. Я слышала о нем, что он чернокнижник. Вы ведь знаете, что его дети погибли при странных обстоятельствах?

- Мельком, - неохотно признался Руди.

- Мне кажется, его сын покончил с собой. Я не знаю почему, - сказала Анна. – А дочь с мужем были убиты при загадочных обстоятельствах.

- У него осталась внучка, как я слышал. Но я никак не могу найти ни одного… - он осекся, неожиданно вспомнив странного мальчишку, который в ночь пожара бегал по деревне. Могла ли девчонка переодеться в мальчишескую одежду и уйти с солдатами? Почему он сразу выкинул эту встречу из головы и не подумал о том, чтобы опросить окрестные кабаки и трактиры, где наверняка заметили бы одинокого ребенка? – Хотя, вероятно, могу. Спасибо вам, любовь моя.

- Теперь вы заговорили загадками, - невесело засмеялась Анна. Она встала и повернулась к нему спиной, чтобы налить себе еще вина, но он заметил, что ее рука дрожит.

- Что такое?

- Я была так резка, когда говорила об этой бедной женщине, - неохотно отозвалась Анна, - и о детях барона… Боже мой, видит дева Мария, мне придется посетить две обедни, чтобы показать свое раскаяние! Дело в том, что порой я завидую чужим семьям. Своей у меня не было никогда и, вероятно, уже не будет…

Руди поднялся и обнял ее сзади. Слова здесь были бессильны, и на мгновение он пожалел, что не он – ее муж.

- Все еще будет хорошо, - шепнул он.

- Нет, - оборвала его Анна, уже вновь улыбаясь. – Скажите, что все будет так, как я хочу.

- Все случится так, как вы пожелаете, Анна, - и она обернулась к нему, чтобы крепко поцеловать.

- Ну хорошо, я вам верю, - торжественно ответила она, ее глаза блеснули; хорошее и игривое настроение немедленно вернулось к Анне, и Руди обрадовался, отбросив мысли о Магде, о внучке барона фон Рингена, о ведьмах и о собственных неприятностях.