Хлеб печали

- Запишите в протокол, господин писец, - продолжила Магда, - я понятия об этом не имею. Я – бедная крестьянка. И вела жизнь почтенную и мирную, - под конец она заговорила с таким простонародным акцентом, что писец уставился на нее, выпучив глаза.

- Это не дьявольские заклинания, если вы этого боитесь, - сухо заметила она ему, сморщив нос. – Их я тоже не знаю.

- Довольно, - сказал Руди. Как он проклинал тот день, когда решился послушать своего друга и приехать сюда! Он бы отдал все сокровища турецкого султана, чтобы не встречать здесь ни барона фон Рингена, ни Магду. Куда как было б лучше найти здесь мерзкую старушонку, которая подсыпала соседям в еду отраву и сразу бы призналась в этом!

Магда сделала смиренное лицо, и господин городской советник, удивительно напоминавший пузатый кувшин (даже кожа у него была цвета обожженной глины), нахмурился.

- Мне кажется, эта женщина непочтительно ведет себя по отношению к достопочтенным заседателям, - воскликнул он.

- Пока что это дружеская беседа, - возразил Руди, стараясь не глядеть на Магду, но все-таки увидел, что ее рот сложился в насмешливую букву «о».

- Я думала, дружеская беседа – когда люди, по крайней мере, могут беседовать, находясь в одинаковых условиях. Если вы не можете развязать меня, то почему бы вам, добрые господа, не занять такие же удобные стулья, как и тот что вы приготовили мне?

- Что она говорит? Я не понимаю… - забормотал господин советник. – Почему она так говорит? Разве это не признак ведьмовства? Сам дьявол завладел ее устами! Как крестьянка может вести такие беседы?

«Ты вредишь себе», - Руди мрачно посмотрел на старуху, но она ответила ему открытым и презрительным взглядом. Ему нечего было возразить советнику, однако он все же сказал:

- Не будем делать поспешных выводов, друг мой. Мы живем не в то темное время, когда достаточно было лишь косого взгляда, чтобы отправиться на костер. Мы должны установить истину и принять решение, которое будет созвучно выявленным фактам…

- Не говорите так умно, - взмолился советник и схватил свою шляпу со стола, нервно обмахнувшись ею. – Я не изучал ни риторики, ни древней литературы подобно вам, поэтому прошу снисхождения. Здесь душно, - сказал он удивленно, повернув голову к стражникам. У советника была такая короткая шея, что казалось, будто в ближайших родственниках у него ходили совы и филины, а голова росла прямо из плеч, и тесный накрахмаленный воротничок грозился лопнуть.

Стражники переглянулись и сделали шаг назад, чтобы отворить дверь.

- Я бы сказала, что здесь скорее холодно, господа, - подала голос Магда. – Но если вы захотите затопить где-нибудь очаг, можно это будет не жаровня под моим стулом? И вообще, знаете ли, я чувствую себя так неловко в вашем обществе… Может быть, вы наконец соблаговолите сделать то, что требуют от вас протоколы, и проводите меня в мою уютную келью, где есть настоящий матрас, набитый соломой, и настоящее одеяло из старого сукна? Или вы слишком обстоятельны и исполнительны и собираетесь не-у-кос-ни-тель-но исполнить каждый пункт протокола?

- Да, здесь скорее холодно, - рассеянно согласился Руди, досадуя на Магду, и стражники изобразили на своих лицах немедленную готовность схватить и поджечь дрова, лежавшие в углу. – Что ж, действительно, есть резон начать. Итак, как тебя зовут, женщина?

- При рождении крестили Магдаленой, по мужу – Флайберг, только он давно помер, - она опять заговорила нарочито просто. – Сын – кузнец, в нашей деревне все его знают. Невестка опять же. На все руки мастерица! Двое внуков. А где они сейчас – то не ведаю.

- Признаешь ли себя ведьмой, Магдалена Флайберг? – спросил Руди, как было положено.

- Нет, - ответила она твердо. – Клянусь Святым Писанием и Девой Марией, что никогда не имела отношения к ведьмовству.

- А в семье твоей кто-нибудь славился дурным глазом или был колдуном? – спросил советник. Он все еще был напуган.

- Я своей семьи не знаю, - ответила Магда. – Я родилась на войне, и на войне жила, потом вышла замуж.

- Маркитантка! – ахнул советник и ткнул пухлым пальцем в протокол. – Запиши это! А животные у тебя были?

- Как и у всех в деревне, - пожала она плечами. – Птица разная да коза. И кот.

- Черный?

- Полосатый, - и в ее голосе Руди опять послышалась насмешка, но советник принял ее за чистую монету.

- Полосатый, - пробормотал он, взглянув наверх, туда, где из полутьмы потолка свисали цепи. – Вот как…

Он бросил быстрый взгляд на Руди, но тот не пошевелился, изобразив на лице отрешенность, и советник заерзал, закашлялся, почесал бровь, не в силах принять решение сам.

- Полосатый… Ну это не так страшно, наверное, - неуверенно пробормотал он, сплетая и расплетая пальцы. – Можно не записывать в протокол.

Магда шумно вздохнула и поджала губы.

- Еще вопросы от достопочтимых господ? – осведомилась она так холодно, словно была герцогиней, утомленной от приема назойливых гостей. На мгновение Руди показалось, что она будто сидела на троне, а не на пыточном стуле.

- Мы должны будем вызвать свидетелей на суде, - заметил Руди, чтобы предупредить ее. – Люди ждут его.