Хлеб печали

Тревожный звук трубы пронесся над толпой. Он был столь резок и так неприятен, что у Матильды побежали мурашки на спине, и она вцепилась в шкуру на коленях у графини. Матильда почему-то ждала, что первым делом ведьму привяжут к столбу, но та мирно сидела у телеги и даже не шелохнулась, когда четыре глашатая объявили, что казнь начнется в полдень.

Время тянулось невыносимо медленно, и из переплетения кривых улиц доносился запах жареных колбасок. Он вызвал у Руди тошноту, навязчиво напоминая о том, чему суждено случиться. Чтобы отвлечься, он заговорил со священником, который пришел исповедовать ведьму, если та все-таки решит отречься перед смертью от ереси и вернуться в лоно церкви. Магда плюнула ему на рукав, не дослушав увещеваний, и священник, оскорбленный в своих лучших чувствах, пытался оттереть рыжее пятно от белоснежной ткани, но оно лишь увеличивалось в размерах. Он жаловался, что люди стали плохо относиться к церкви, и что они чаще просят дать им еды, нежели чем исповедать их, и что многие знатные люди тратят деньги на развлечения и имеют наглость приглашать туда даже кардиналов, и что графиня ведет себя в церкви слишком высокомерно по отношению к скромным слугам Божьим… Он внезапно замолчал, взглянув куда-то наверх, и Руди опять увидел, как взгляд человека становится диким от невыразимого ужаса.

Он обернулся. Огромный волк стоял на крыше распряженной кареты, и те немногие люди, что видели его, молча пятились прочь, как волны от камня, упавшего в воду, тесня и толкая своих товарищей и жен. Послышалась брань, кто-то кого-то пихнул, и внезапно все звуки заглушил высокий женский крик, словно сверлом ввинтившийся в висок. Волк мягко спрыгнул вниз, не боясь ни солнца, ни креста, сбил с ног одного из солдат, стоявшего рядом с Магдой, и схватил ведьму за шиворот. Та не испугалась, словно ждала этого мига давным-давно, обняла его за шею, как возлюбленного, и волк повел плечом, чтобы увечная старуха смогла вскарабкаться ему на спину. Все это произошло так быстро, что толпа не успела толком испугаться, и лишь через мгновение послышался жуткий вой людей, и все бросились врассыпную от волка, не заботясь об упавших, детях и стариках.

Руди прижался к стене, чтобы его не снесли бегущие. Перед ним опять мелькнуло искаженное ужасом лицо священника, который прижимал к груди оборванную белую рясу, затем он увидел солдат, которые расчищали дорогу хлыстом и прикладом ружья, и вытащил из-под ног упавшего и плачущего мальчишку, пока того не раздавили. У него шла носом кровь.

- Стой здесь, пока все не разойдутся, - велел ему Руди, придерживая парадную шпагу ближе к телу. Ему сорвали две пуговицы с камзола, пока он пробирался к нервничающим от переполоха лошадям, но у загона стало легче – рядом с тем местом, где стоял волк, уже не было людей.

Он быстро оглянулся на галерею, где только что сидела Анна. Теперь там было пусто: одиноко стоял ее стул в окружении нескольких лавок, да валялась шкура, которой Анна прикрывала от холода ноги.

Руди отвязал одну из лошадей, не заботясь о том, кому она принадлежит. Под кадкой с водой с закрытыми глазами лежал человек. Он отмахнулся, когда Руди легонько пнул его, чтобы заставить подняться, и снова замер, притворяясь мертвым. Не было времени с ним возиться, поэтому Руди проверил подпруги и забрался в седло. Лошадь всхрапнула и попятилась в сторону, норовисто мотая головой, втаптывая в грязь рассыпанный овес, но Руди силой заставил ее пойти в нужную сторону.

- Стойте! – послышался голосок со стороны, и лошадь вновь нервно шарахнулась, дрожа всем телом. – Возьмите меня с собой!

Матильда оперлась на каменную стену, тяжело дыша. Нарядная шапочка съехала ей на шею, а длинная юбка была порвана в трех местах у подола.

- Вы мне… об… обещали, - она еще раз вздохнула, чтобы восстановить дыхание, и неожиданно икнула. – Взять с собой.

Руди хмуро взглянул на нее. В другой раз он отвез бы ее домой – толку от нее явно было мало.

- Если волк ушел, я возьму его след, - умоляюще добавила Матильда, словно была гончей. – Прошу вас.

Он молча протянул ей хлыст, чтобы помочь забраться на лошадь, и бедное животное занервничало, заржало и попыталось встать на дыбы, но все было тщетно.

- Я не нравлюсь лошадям, - призналась Матильда, когда оказалась на спине лошади. Она без жалости порвала юбку выше, чтобы сесть по-мужски. – Я вообще не нравлюсь животным. Едемте же! Не надо медлить!