Хозяйка Мельцер-хауса

– В самом деле? – насмешливо вставил он. – Посмотрите-ка. Моя невестка произносит коммунистические речи. Может быть, ты и на собрания их ходишь? Или, взметнув кулак, побраталась со спартаковцами? Там в России – боже упаси – они свергли царя и провозгласили республику Советов. Республику, где у власти чернь! Да это же конец любой культуры. Они оскверняли церкви, убивали людей. А бабы там превращаются просто в гиен.

– А почему? – разволновавшись, воскликнула она. – Ну конечно же не потому, что людям было слишком хорошо. Из-за голода и нужды происходят такие перевороты. А ты видел, как выглядят бедные кварталы у нас в городе?

Теперь Мельцер покраснел, как рак, и она испугалась, что заставила его слишком сильно волноваться. Рассвирепев, он ударил кулаком по столу и заявил, что если бы его рабочие действительно нуждались, то он был бы последним, кто отказал бы им в надбавке к заработной плате. Он финансировал рабочий поселок. Детский сад. Да он заботился о своих работниках, как о своей семье.

– Тогда тебе следует повысить им зарплату до того, как им придет в голову потребовать эти деньги с помощью забастовки. Цены на продукты питания постоянно растут.

– Чепуха. Цены устанавливаются государством.

Мари пришлось сделать глубокий вдох, чтобы совладать со своим гневом. Неужели он действительно не знал, что большая часть продуктов продается «под прилавком», из-под полы? Нет, он не мог быть таким наивным.

– Насколько я могу судить по бухгалтерским книгам, мы вполне в состоянии повысить заработную плату рабочим и служащим.

– Ах, вот как! – усмехнулся он. – Вот почему ты так погружаешься в бухгалтерию! Моя дорогая девочка, твои романтические представления о счастливых рабочих, получающих высокую заработную плату, далеки от реальности. Если у них будет больше денег, это не значит, что они будут более довольны. Это только породит новые желания, бесконечную спираль. В конце концов они захотят прибрать к рукам все – всю фабрику, виллу, все наше состояние!

Боже, каким же он был твердолобым. Ах, если бы сейчас рядом с ней был Пауль! Он бы точно разделил ее точку зрения. Однако Пауль был далеко, и она должна была справиться со всем одна.

– Что происходит с прибылью, которая остается в конце месяца? – не отступала она.

– Нам нужен денежный резерв, – проворчал он. – Никто не знает, что нас ждет в будущем.

– Чтобы фабрика выжила, требуются предприимчивость, деловая хватка и трудолюбивые работники. Те, кто готов ради нас пройти сквозь огонь и воду!

– Вот именно, – злобно ответил он. – И именно поэтому мы не должны баловать наших людей. В противном случае они вполне могут потребовать больше, чем мы в состоянии заплатить.

Она так ничего и не добилась. Охваченная яростью, Мари встала, сгребла книги и понесла их в приемную, чтобы Хофманн передала их господину Брукману в бухгалтерию. Испуганное выражение лица Хофманн еще больше разозлило ее – ну конечно, обе секретарши подслушивали у двери и теперь знали о ее поражении.

Когда она собиралась вернуться в бюро Пауля, навстречу ей вышел Иоганн Мельцер с рассеянной ухмылкой на лице. Он что, подшучивал над ней?

– Теперь, когда ты, вероятно, захочешь продиктовать письма, я оставлю тебя, – сказал он. – Людерс, папку с документами на подпись уже приносили?

– Нет, господин директор! – воскликнула секретарша слишком рьяно. – Я пока только собиралась написать письма, которые ваша невестка… Но, конечно, я могу и сейчас…

Он шел к двери своего бюро странно короткими шагами. Мари бросилось в глаза то, как он неестественно держался, вероятно, что-то пряча у груди слева. Ах, ясно – во внутренний карман он засунул бутылку.

– Это не срочно, – сказал он. – Время есть.

29

Элизабет обзывала себя дурой, но каждый раз, когда она оказывалась здесь, на этой дороге, ее сердце учащенно билось и успокоить его было невозможно. Вот она прошла мимо церкви Святого Иакова, потом повернула налево, дважды свернув за угол, – и вот она снова тут. Неподалеку от старой «Фуггерай» находился детский приют «Семь мучениц», побеленное известкой массивное здание с высокими узкими окнами. В таком же приюте жила Мари. С тех пор, как Элизабет стала частенько заглядывать сюда, она поняла, что у Мари было безрадостное детство.

У двери она потянула за старинный колокольчик, каждый раз издававший ужасный шум, потом подождала, безуспешно пытаясь справиться со своим волнением. Как все-таки это было смешно. Она была замужней женщиной, которая приехала сюда, чтобы исполнить свой долг перед отечеством – сделать пожертвование в пользу детей-сирот.

Дверь открыла одна из старших воспитанниц, тоненькая бледная тринадцатилетняя девочка, которая тут же низко поклонилась.

– Добрый день, Целестина. Как твои дела?

– Большое спасибо, фрау фон Хагеманн. У меня все хорошо.