— Какую скучную роль вы ей отводите, — мягко улыбнулся толстячок.
— Это почему же? Разве плохо быть дамой двора? Они всегда такие красивые и милые, словно дивные птички.
— А вы разве не заметили, что девушки там работают, и их жизнь вовсе не так безмятежна, как они показывают. Дочери лесного князя невдомёк, что при короле все роли строго расписаны, а ведь её титул не мал и спрос с неё будет больше.
— Да, я видел, что она не вписалась в наше общество, но ей никто не объяснил правила, а она слишком гордая, чтобы спрашивать.
— Я не буду с вами спорить, но обращу ваше внимание, что нашей госпоже тоже никто ничего не объяснял, и она оказалась среди нас без поддержки родных и…
— Вы… — воскликнул Мишенька, — намекаете на то, что я не уважаю Полину свет Аркадьевну? Да я восхищаюсь её стойкостью!
Счетовод замахал руками, показывая, что не сомневается в том, что юный вельможа готов наградить баронессу всеми лучшими качествами бойца.
— Помилуйте, — сразу запросил он пощады. — Я только хотел обратить ваше внимание на то, что мы тоже едем вроде как в захолустье, но в этом всеми стихиями забытом месте зажглась жизнь и все взоры обращены туда.
— Я не понимаю, что вы толкуете мне, — насупился Ярый. — При дворе сплетничали, что генерал Томаш затеял увеличить свой замок, и там сейчас народу столько, что не продохнуть.
— Эх, вы пока не видите разницы, — покачал головой толстячок, — но чуете, иначе не ехали бы сейчас с нами.
Полина сделала вид, что интересуется исключительно инспекцией оставшихся продуктов. Впрочем, сегодня-завтра они уже будут на месте и, пожалуй, придётся заехать на рынок, чтобы сделать запасы для дома. Правда, настроение хлопотать пропало, но деваться было некуда. Будучи хозяйкой, она понимала, что всё надо делать вовремя.
От неё зависит Мишенька, да и Вилантию Пашеновичу первое время надо будет помочь. У счетовода тоже забота: с ним остаются Виляев и Окунь. Он мог бы выдать им плату и сказать, чтобы те сами крутились, но не такой он человек.
Мишенька поглядывает на него по-доброму снисходительно, а ведь именно толстячок всегда на подхвате у Полины и не только по хозяйству. Где нужно, вовремя осадит трактирщика или назойливого торговца, посоветует дельное для экономии, а то и сделает замечание зарвавшимся горничным генеральши, которые, чтобы услужить хозяйке, старались хоть взглядом, но показать своё презрение Полине. Вот ведь не любили они свою хозяйку, даже боялись, а искали способы угодить, и самым простым оказалось выразить пренебрежение к другой знатной даме.
На стоянках обаятельный счетовод тихонько командовал Виляевым и Окунем, подсказывая, что требуется для обустройства комфортного местечка для всех, и для баронессы в частности.
Без лишнего шума, словно сами собой появлялись шалашик для омовения, загородка для Полины, куда она могла сбегать по важным делам с лопаткой, сидячие места возле костра. Мишенька тоже без дела не сидел, но пока он разминался, с серьёзным видом распрягал лошадей, которых Виляев и Окунь потом уже купали, чистили, многое уже было сделано под доглядом Сундукова.
Полина подняла взгляд на раскрасневшегося из-за щекотливой темы разговора Мишеньку. Было видно, что он сам уже был не рад, что похвалил одну женщину при другой. Но Полине было обидно не это, а то, что он пока не понимает, насколько трудно было создавать приятную и комфортную обстановку в пути, сколько всего пришлось предусмотреть для того, чтобы тот же Мишенька во время долгой дороги выглядел ухоженным. Зато он восхищён той, что истрепала всем нервы, но сама по себе примитивна. Кто-то из вельмож двора назвал её воинственной дикаркой, но польстил. Дочь князя не выжила бы в диком племени, даже умея охотиться, потому что не умела ладить с людьми и презирала всех. Её поставили в землях отца выше всех, но не посчитали нужным научить не только основам управления, но элементарному общению. Многие люди шарахались от неё, а она доставала из сундуков новые наряды и с болезненной настойчивостью требовала преклонения и приближала к себе тех, кто льстил, угадывал нужные приятные слова…
Но юный баронет идеализировал всех женщин, а молодые и хорошо одетые ему казались недостижимыми существами. И конечно, Поля в примелькавшемся платье проигрывала в глазах паренька.
Она погладила его по голове, повернувшись к Вилантию Пашеновичу, примирительно произнесла:
— Время всё расставит по своим местам. Было бы странно, если бы Мишенька реагировал на графиню схоже с вами.
Сундуков засмеялся:
— Как же вы правы! Конечно! Я совсем забыл, каким был в молодости.
Неожиданно в разговор вмешался эльф:
— Та носатая человечка вздорная и глупая. В любой знатной семье такая дочь стала бы позором семьи, но раньше до неё добрались бы враги и через неё навредили бы всему роду.
— Ты! — вскинулся Ярый. — Не лезь со своими суждениями к нам! Вы там живете, как пауки в банке!
— А у вас не так?
— Не так!