Христианство. Три тысячи лет

Не менее поразительные заявления можно было услышать и от некоторых англиканских священников. Епископ Лондонский Артур Уиннингтон-Ингрэм в одной проповеди на Адвент 1915 года призвал британскую армию «убивать добрых и злых, убивать молодых и стариков». По крайней мере, британский премьер-министр Герберт Асквит не разделял пристрастия кайзера к воинственным заявлениям ученых и духовенства и отреагировал на выступление Уиннингтон-Ингрэма, сумев элегантно облечь неприязнь в слова «невероятно глупый епископ». Однако все участвовавшие стороны убивали противников именно так, как и предписывал епископ Лондонский.[1772] Четыре года бойни показали, как распределена власть между национализмом и религией. Когда папа Бенедикт XV воспользовался своим ярко выраженным нейтралитетом, чтобы добиваться мира в ходе переговоров в 1917 году, стороны проигнорировали его, несмотря на его внушительный послужной список дипломата.

[1773] Такими же символическими оставались отчаянные требования, обращенные загнанным в угол германским правительством к церквам – требования пожертвовать ценные вещи ради продолжения войны. Прихожане в Германии горестно смотрели, как увозили прозвонившие в последний раз колокола, – те самые, которые так жизнерадостно трезвонили, возвещая начало войны.[1774]

Катастрофа Российской империи

В 1917 году произошло первое падение оплота Русской православной церкви, христианской империи, давно называвшей себя «третьим Римом». Царь Николай II был обходителен, религиозен и движим благими намерениями, но деспотичен: Джеймс Джойс еще до падения Николая подметил, что у него «лицо пьяного Христа».[1775] Царь допустил ошибку, назначив себя главнокомандующим в войне, которую вел из рук вон плохо, так что дом Романовых стал ассоциироваться с катастрофой, в которую была ввергнута Россия. Делами империи занималась царица Александра – со столь же катастрофическими последствиями. Мишенью народного гнева при виде пассивности властей стал «старец» и целитель Григорий Распутин, подчинивший себе царя и царицу, поскольку якобы умел обуздать гемофилию, которой страдал наследник императорского престола. Распутин привлекал пристальное внимание желтой прессы, не в последнюю очередь своим не уступающим ужасам «Гран-Гиньоля» убийством, совершенным разъяренными аристократами в 1916 году, а также неоднозначностью: к этому человеку, пешком проделавшему путь из Сибири до горы Афон и презирающему социальную иерархию, с симпатией и уважением относились некоторые высокопоставленные священники, между тем как другие ненавидели его. Несмотря на пьянство и половую распущенность, Распутин был поразительно похож на юродивых, которых мы неоднократно встречали в долгом путешествии из Восточного Средиземноморья, – именно так и воспринимали его многочисленные поклонники. Религия русского народа вернулась и отомстила самодержавию, заковавшему церковь в кандалы Священного синода Петра I.[1776]

Восстановление патриаршества в Русской церкви

Убийство Распутина не исправило бедственного положения. «Полугосударственные» организации – местные советы, представители компаний, Красный Крест – постепенно заполняли вакуум, оставленный некомпетентным управлением; именно сочетание их руководства и страшные потери в войне наконец вынудили царя отречься от престола в марте 1917 года; его место заняло Временное правительство.[1777] Для Православной церкви это был момент больших возможностей. Благодаря обновлению, размышлениям о том, что происходило в церкви в предыдущие десятилетия, а также развитию массовых представительных учреждений в России лидеры церкви действовали так быстро и дальновидно. В августе в Москве собрался съезд духовенства и мирян, чтобы принять решения, касающиеся церкви в целом, – беспрецедентный случай в истории России. Впервые за два столетия был избран патриарх, так как Петр I упразднил патриархию. Епископ Тихон (Белавин) провел девять лет в США, где отвечал за создание институциональных структур для Православной церкви; многие его предложения могли быть применимы к новой представительной российской церкви. Был согласован ряд реформ: женщинам-мирянкам были предоставлены беспрецедентные возможности участия в деятельности церкви и управлении ею, съезд даже нашел время, чтобы отправить дружеские послания Англиканской церкви.[1778]