Князь Святослав

– Супостаты! Был бы сын здеся, так подарки бы несли.

Спустилась в улицу. Смрадный дым стлался по земле, и в знойном воздухе застыл тошнотворный дух жареной человечины. Рыдающие люди, завидя княгиню, падали на колени, простирали к ней руки и начинали биться. А к кострам то и дело подтаскивали за ноги обезображенные вздутые трупы.

Ольга остановилась у костра, подле которого в «домовине» в сидячем виде находился труп богатого боярина. Около «домовины» были сложены предметы домашнего обихода, оружие, одежда, а также корчаги с едой и с вином, зарезанные рабыни, которых боярин прихватил на тот свет.

Волхв объяснил родственникам, что умерший будет жить и «на том свете», поэтому нуждается и в рабынях, и в утвари, и в женских утехах. Сейчас душа покойника отправилась в путешествие.

Одна из вдов, самая молодая и самая любимая боярином, добровольно приготовилась туда же. Она была напоена вином, громко пела и плясала. Мужчины подвели ее близко к срубу колодца. Она стала вскрикивать, что увидела «тот свет», всех умерших сородичей и знакомых.

– Скорее отправляйте меня туда к ним, – кричала она и стала царапать ножом лицо свое и руки.

Кровь струйками текла по ней. Старуха знахарка взяла веревку и дала ее концы мужчинам. Те перехватили веревкой шею вдовы покойника и стали за концы тянуть в разные стороны. Женщина захрипела, забилась в судорогах, высунула язык и так с высунутым языком притихла. Тогда старуха знахарка вонзила кинжал в ребра притихшей вдовы. И после этого ее труп положили рядом с трупом покойника и зажгли вокруг них костер.

– Бесовская забава, – произнесла Ольга и поморщилась. – Мерзкая вера. За нее нас и наказывает Господь. К признанию единого невидимого Бога давно пришли все просвещенные народы. Грустно и больно смотреть мне на такое варварство. Милосердная Владычица! Великий Иисусе! И это – люди!

– Вот уж верно, княгинюшка, – поддакнул Добрыня. – В заморских землях своих живых жен на тот свет не берут. За их душами Бог присылает ангелов. Так и Григорий говорил, муж превеликой учености.

Ольга велела поднять себя на самый верх теремка. Это была четырехгранная башенка над сенями, оттуда виден был город как на ладони и его окрестности. Она различила белые вежи печенегов из толстой кошмы, натянутой на деревянные дуги телег. Вежи издали – точно тела огромных ожиревших и полегших животных. Псы-волкодавы огрызались у самых стен города, чуя мертвечину. Раздавалось ржание лошадей, дикое гиканье кочевников, проносящихся мимо стен. По тропкам между веж бродили полуголые женщины с распущенными волосами.

– Они тут прочно осели… Они решили уморить нас голодом. Псы! Впрочем, зря я их осудила. Они – язычники и бродят еще во тьме. Да и мы-то хороши…

– Видно, на Бога надейся, а сам не плошай, – поддакнул Добрыня.

Потом княгиня велела везти себя на Подол. Это была рыночная площадь с лавками и ларьками, место не только торговли, но и всякого рода сборищ. Тут издревле созывались вечевые собрания. Ольгу подняли на ступенчатый помост, на котором находились знатные бояре в бархатных кафтанах с блестящими бляхами. Подле помоста на скамейках сидели менее знатные бояре, а также купцы-бородачи толстобрюхие, а там заливала площадь пестрая толпа горожан: ковали, гончары, кожемяки, шорники, бондари, камнерезы, оружейники, столяры, швецы, древоделы и т. д. К домам жались холопы, боярская челядь, оборванцы и побирушки. Тут, на периферии сборища, вели себя люди буйно, бранились и толкались…

Когда киевляне увидели княгиню и княжат, шум усилился. Раздались даже гневные выкрики. И Ольга различила непристойную брань в адрес сына:

– Пьет заморские вина да щупает гречанок-блудниц, ему Русь и на ум нейдет.

Добрыня подошел к толпе, выдернул из нее матернятника и дал ему взбучку. Толпа чуть притихла. Он посадил княгиню в кресло, поставил рядом ребятишек-княжат, но шум не прекращался. Княгиня от усталости и горя закрыла глаза. Голоса людей, подобно морскому прибою, то и дело волнами набегали на нее и мешали сосредоточиться.

– Мы кошек съели и собак съели, – кричал народ. – А у бояр вина и припасу невпроворот. Они и челядь всю поморили из скаредности.

– Это ваши идолы языческие на нас беду накликали, вот Христос и покарал вас, – кричал чернец с медным крестом на груди.

Княгиня его знала, это был грек, принятый ею и даденный в помощь церковному старосте в церкви Святого Ильи. Она поглядела в его сторону, и он закричал пуще:

– Ваши боги – чурбаны, деревяшки. Болванки с рачьими глазами. Такой приснится, так запутаешься.

Ему отвечали:

– Живи, Перун, живи во веки вечные, он отцам нашим люб был и нам люб. Наш Перун не умирает и не воскресает, как ваш удавленный бог. Он – вечен. Он – не ваша тухлая падаль, которую на кресте безбожники распяли.

– Дурак, – обозлился чернец. – Наш Бог – дух.

– Дух, что из подворотни. Значит, ваш бог – дерьмо. В навозе живет.

Недалеко от княгини сидящий боярин пробасил: