Князь Святослав

Куря сидел со старшинами у шатра. Каждый день приводили пленных, схваченных за стенами города, вышедших в поисках пропитания. Молодых он велел тут же раздевать, осматривал, устанавливал цену и отправлял на рынки. Старых и слабых топили в Днепре. Он прислушивался к крикам женщин, которых топили. Это доставляло ему большое удовольствие. И постоянно напоминал своим старейшинам, которые, сидя на ковре, вынимали из котла куски жирной конины и, отдувая щеки, ели:

– Святослав привез с Востока несметные богатства: акса-миты, золото, драгоценные камни. Все это будет наше. А сколько красивых женщин в Киеве! Каждого из вас одарю ими.

Князь рылся у себя за пазухой и из подмышки вынимал траву – евшан. Она пахла тяжелым запахом степей и человеческого пота. Он понюхал траву первый и передавал следующим. Потом Куря проколол свой палец и дал пососать тем, кому он больше всех доверял и считал своими советниками.

В стороне дудошники выводили протяжные степные звуки. Князь Куря блаженно улыбался и покачивался грузно из стороны в сторону. Старейшины тоже улыбались и также качались, щелкали языком в знак невыразимого удовольствия и признательности. Наложницы, все обвешанные серебром и золотом, в причудливых сосудах разносили ядреный кумыс. Из веж иногда шумно выбегали с бубнами молодые гибкие черноокие скуластые женщины и начинали стремительно крутиться вокруг этих безбородых, безбровых безобразных стариков.

Вот в это время, запыхавшись, всадник сошел с коня.

– Ну? – спросил Куря, держа на весу кусок жареной конины. – Долго мы будем выяснять, в городе воевода Претич или отлучился?

– Князь, – сказал гонец, – каждую ночь мы захватываем на берегу Днепра киевлян, которые выходят по воду. Каждую ночь мы их пытаем: отрезываем по частям носы и уши, и ни один еще не признался: есть в городе войско или нет. Но вот сегодня на рассвете один киевлянин ходил по нашему стану, выдавая себя за печенега, и искал пропавшую лошадь. Он подошел к берегу и бросился в воду, чтобы оказаться на той стороне Днепра. Зачем было бы ему уходить из города украдкой? Это наводит на мысль, что он послан княгиней сообщить воеводе Претичу об осаде Киева… Надо не медля начинать осаду…

– Ты говоришь дело, – сказал Куря. – Начнем сегодня. Возьмем Киев, и я дам тебе десять рабынь. Отплатим киевлянам за это промедление: сожжем город весь дотла, население продадим на рынках Востока. Молодых князей – сыновей Святослава привяжем за руки и за ноги к столбам и топором рассечем тела от шеи до бедра. И каждую половину повесим на дереве. Ха! Га! Саму старую каргу-княгиню запрем в ящик и повесим на высокий шест, чтобы она умерла там от жары и голода. Ха! Га! Пусть полюбуется на это прославленный князь, если только вернется из похода, в чем я не уверен, ромеи не выпустят его живым…

И все старейшины Кури прищурили глаза, ухмылялись и тоже произносили:

– Ха! Га! Ха! Га!

И принимались хвалить эту выдумку Кури, находя ее очень изобретательной и мудрой.

– Скажите всем, – обратился Куря к старейшинам, – чтобы сегодня старики на конях придвинулись к стенам города, сделали присыпы, по которым мы пойдем на приступ…

И, блаженно покачиваясь на кривых ногах и потягиваясь от охватившего его любовного томления, князь вошел в полутемный шатер-гарем, протягивая вперед руки, ощупывая тела своих жен и ища самую свежую россиянку, которую только что схватили прошлой ночью на Днепре и отдали наложницей в гарем Кури.

Глава 17

Приезд Святослава

На заре следующего дня, когда Ольга стояла опять коленопреклоненной перед Пречистой, вдруг она услышала крики на улице, шум, точно поднялась буря.

– Враг идет на приступ, – решила она… – Господи, выручи… Сия земля была богата пажитями, скотом, обильна плодами и разными соками… Горе нам, горе! Святая Премудрость, не дай погибнуть Руси!

Она упала ниц и забилась.

Вошел Добрыня.

– Княгинюшка, слышишь ли?

– Ой, слышу. И ночью мне спать не давали басурманы.

– Так ведь приехал воевода Претич. И поднял гвалт на реке, чтобы испугать Курю. И мы не сразу разобрались, кто приехал. Может быть, сам князь. Ну и постарались: холопы и челядь всю ночь били в бубны, свистели и гудели по этому случаю. Княгинюшка, Куря удирает.

Княгиня молча поднялась, встрепенулась, глаза ее сияли счастьем, но опять опустилась перед иконой.

– Молитва моя дошла до Заступницы. Царственный град Киев спасен.

Так стучало сердце, так она изнемогала. Шум все больше усиливался. Она глянула в окно. Реяли хоругви, сиявшие ликами святителей, слышалось храмовое пение. Улица наполнялась скрипом повозок, топотом коней, бодрыми голосами. Смутные, но родные звуки речи почудились ей за стеной, и она потеряла сознание.