Князь Святослав

В город входило войско Святослава. Радостные жены его вышли на крыльцо с детьми: со старшим Ярополком, со средним Олегом. (Самый младший, Владимир, был с Малушей в Бутутино.) К приезду мужа они вырядились в лучшие одежды из византийских тканей. Кисейные рубахи с жемчужным шитьем, пурпуровые сарафаны, подпоясанные золотожемчужными поясами. На руках горели золотые перстни, серьги в ушах, на грудях мониста из арабских диргем и янтарей.

Святослав наскоро поцеловал жен. Мальчиков взял на руки, оглядел: подросли. Князь кивнул Улебу. Тот подвел к женам Святослава юную девушку, черноокую, чернобровую красавицу. Князь чуть толкнул ее к Ярополку.

– Это тебе, Ярополк, я жену привез… Грекиню знатных кровей, полонил ее в ромейской земле. Изрядно будешь доволен. Грекини домовиты, послушны, ласковы, просвещенны.

Ярополк мрачно, исподлобья покосился на девушку и покраснел. И она опустила глаза в землю и не шевелилась. Была убрана и украшена как цветок, так богато и так нарядно для здешних мест, что все, вплоть до челяди, так и вытаращили на нее глазищи. В сеткообразном наголовнике, плетенном из золотых шнурков и обшитом драгоценными камнями и жемчугом. Серьги, браслеты и кольца светились, лучились, сияли… Ярополк протянул руку, грубо дернул ее за гайтан и вытянул из-за пазухи золотой с бриллиантами крестик с распятым Иисусом. Ядовито усмехнулся:

– Удавленный бог… Христианка.

– Христианка, – повторил ласково Святослав. – Ничего, сынок, это делу не помеха. А уж грамотница какая. Она и этим тебе угодит. Грамотность и на Руси не помешает. Поскитался я по свету, сынок. Нагляделся всего. Поотстали мы во многом, бабка права. Она недаром слывет мудрой. Пора и нам за ум браться и по ученой части от ромейцев не отставать. Где младший сын?

При слове «сын» жены лукаво переглянулись…

– Где ему быть, Малушичу? У холопки матери… В вотчине под Псковом, – сказал хмуро Ярополк. – Стреляет белок, сорванец.

Он по примеру матери своей научился смотреть на младшего брата – «робичича» свысока и его третировать.

Не взглянув больше ни разу на окаменевших и разряженных жен, князь последовал в покои матери. Она сидела на кровати, склонившись. Слезы текли по ее лицу. Она кинулась ему навстречу, но пошатнулась. Он поддержал ее, усадил.

– Не надо плакать, матушка, – сказал он, – ведь опасность миновала. Видно, Куря имел хорошие дозоры. Я еще и не появился в этих краях, а он уж укатил в степь. Там на него я наткнулся и изрядно потрепал. Вон пригнали табуны лошадей, пленниц, привязанных к кибиткам, награбленный скарб.

Княгиня успокоилась и сказала:

– Ты завоевываешь новые земли, собираешь богатые дани, слава твоя идет по всему свету, а земля родная остается сиротою. Посмотри – я стара и немощна, дни мои сочтены. И на плечи старухи матери ты взвалил непосильное ярмо управления державой. Не по нраву, сынок, мне твои опасные и бесчисленные войны. И я рада, что наконец ты одумался и возвратился восвояси. О неземной владыка! Теперь я могу спокойно умереть.

Сквозь прищуренные ресницы она следила за выражением его лица. Оно преображалось по мере того, как усиливался гул табунов, прогоняемых городом. От топота копыт вздрагивала земля. На скрипевших телегах развозили тучную добычу, вывезенную из-за моря. Разгружались на дворе тюки с шелковыми тканями, золотыми вещами и серебряной посудой, женскими украшениями, оружием прославленных византийских мастеров. Лицо Святослава от звона и стука разгружаемых вещей просветлело. Наверно, при этом вспоминал он упоительные сечи, самозабвенную скачку с саблей наголо, головокружительные переходы по опасным ущельям, свист ветра, отважные вскрики воинов, победные шествия по покоренным землям мужей доблестных и отважных. Разве могут все это понять матери?

– Я жду ответа, – сказала Ольга. – Ты видишь, дух мой скоро уйдет на небо, освободившись из тела. Успокой меня, светик.

– Ах, матушка… Не любо мне жить в Киеве, – сказал горько Святослав, пробуя жестокость слов искупить задушевностью тона, что плохо удавалось. – Хочу жить в Переяславце на Дунае. На Дунае могилы наших предков. Мне толмачи объяснили: в ромейской державе тьма славян, их побаиваются сами ромеи. Мой друг Калокир говорил, что у них про это даже в книгах написано. Слышу я, матушка, один язык от Новгорода до Пелопоннеса, везде славяне. Они пойдут под мою руку, я это чую. Пойдут! И пусть в таком случае на Дунае станет столица русской земли.

– Упаси бог, – поперечила Ольга. – Корысть – великая пагуба.

– Силой держится удача, матушка. Возьмем в руки торговые пути, идущие из Европы в Азию, великие и редкие промыслы разовьются на этом перепутье в Переяславце, где добро всех стран сходится. От греков идет золото, от чехов и венгров – серебро и чудные кони, из Руси прибывают лучшие в мире меха, воск, мед, челядь. Необъятна, обильна и могуча будет моя русская держава. Пуще старого Рима. Пусть гордые греки забудут бранную кличку «скифы-варвары» и уступят нам свое законное право считаться первыми из народов.