Князь Святослав

– Убогий люд понапрасну сетует, – он старался, чтобы услышала Ольга. – Смутьяны и разбойники… Их не так еще надо… Вчера у меня погреб разграбили. Три бочки меду разлили да говядину унесли. Вешать их всех до единого… Чужое – не тронь!

– Ах так, толстобрюхий! – вскричал кузнец, подошел к нему с засученными по локоть руками и ударил толстобрюхого боярина в темя.

Тот заорал благим матом. Рядом сидевшие бояре схватили кузнеца, опрокинули на землю и остервенело стали топтать.

– Не сметь! – сказала Ольга, но ее уже никто не услышал.

Отчаянный вопль поднялся над толпой. Горожане сгрудились вокруг дерущихся. Началась неразбериха и потасовка. Добрыня кинулся в гущу толпы и стал с размаху колотить по башкам кому придется. Которые полегче, тех он хватал и отбрасывал в сторону. Малость угомонились, почесывая затылки, поглаживая бока.

Ольга знала, что народ должен сперва потешиться вволю, подраться и поругаться, прежде чем приступить к серьезным делам. А от княжеского умыслу никуда не уйдут – не те времена.

– Что удумали бояре? – спросила она Добрыню.

– Именитые бояре так говорят, что, чем смердами да челядью удавленными быть, лучше отворить ворота печенегам. Князь Куря добро заберет, да животы нам оставит.

– А что гуторят убогие?

– Ежели пришло время животы отдать за Русь, пущай, говорят, сперва эти толстосумы да бояре-скопидомы свои погреба и амбары отомкнут. А когда из закромов все поедим, тогда вместях и подыхать не скучно. На миру и смерть красна. А еще говорят, отважных людей надо поискать, чтобы печенегов обманули, пробрались бы к воеводе Претичу, чтобы сообщить о беде, или к князю… Иначе – погибель.

– Поднимите меня, – приказала Ольга.

Ее подняли, и она оглядела собравшихся. Недалеко от нее кипятился старик, отирая пот бобровой шапкой, и визжал:

– На чужое добро все падки… Все! Воры! Рубить руки!

Ольга знала его, это был богатый землевладелец. Всех рабов и рабынь он перестал кормить, и они подыхали, как мухи, не успевали их сжигать.

– Ты говори! – приказала ему Ольга.

– Негоже нам, княгинюшка, об убогих печься. Это никчемная свора. Она завсегда на нас, родовитых, зубы точит. Ей бы пограбить… Вместно мне молвить: чем убогим да смердам добро отдавать, лучше от Кури откупиться. Надоволится он нашим добром и в степь уйдет. А коли все мы раздадим убогим, да сами поедим, то и от печенега нечем будет откупиться. Один конец – пагуба.

Слыша это, простолюдины подняли кулаки. Долго Добрыня их утихомиривал. Ольга подняла руку, все поняли: будет говорить, стихли.

– Скорбна наша жизнь земная и кратковременна, – сказала Ольга. – Печаловаться нам, а особливо старым, на невзгоды судьбы не пристало. И перед лицом смерти, бояре, неприлично радеть о закромах… (Бояре опустили вниз бороды.) А морить голодом народ, челядь и слуг – это дюже паскудно. И корыстолюбцы будут наказаны.

Шквал одобряющих криков взвился над толпой.

– Велю разделить всю снедь в городе по людям и пусть пока все будут сыты. А к князю гонцов пошлем. Он приедет и нас выручит.

Тишина водворилась редкостная в таких случаях. Слышны были только отдаленные плачи голодных людей да приглушенный рокот бояр. А кого препроводить в далекие земли? Ведь надо пробираться через вражеский стан. Опять заволновался народ и зашумел. Народ соображал скопом. Раздались крики:

– Любо слушать нашу княгиню, любо!

– Мудро молвила!

– Послать гонца в Болгарию, а самим держаться до последнего издыхания.

– Не вывелись еще смельчаки на Руси. И печенежский язык ведают, и сядут на коня не хуже степняка.

Ольга продолжала:

– Проберется смельчак через вражеский стан, переплывет Днепр, отыщет воеводу Претича. Тот даст и коня, и харч в дорогу. Пусть гонец летит как птица, не зная отдыху ни днем ни ночью. А Претич тоже поторопится. Кто же сможет, отзовитесь…

Протискались сквозь толпу молодые, столпились подле Ольги:

– Я согласен. Я проберусь. Я сумею.

– Поручи лучше мне, княгиня. Я жил с печенегами.

Ольга оглядела молодцов, взор остановился на Янке, древоделе. Открытый взгляд, широкая грудь, сильные руки.

– Вот ты и пойдешь, – сказала она. – Собой пригож, сила богатырская… А тебе давно у князя на виду надлежит быть. Он тебя милостью не оставит. Скажи ему, мать хворая, дети скучают, жены пропадают в тоске, и вся Русь тебя ждет. Со слезами ждет, с воздыханиями.

Она истощила весь запас бодрости и опустилась на руки рабынь. Ее отнесли в покои, где она отдохнула. Потом потребовала Добрыню и велела доложить о том, что произошло.

– Янко уже за Днепром, – сказал Добрыня. – Мы следили за ним со стен, как он пробирался в печенежский стан с уздечкой, якобы ища своего коня. А когда добрался до берега, бросился в воду. Стрелы полетели за ним вослед, но ни одна не задела.

– Слава Богу! – Ольга перекрестилась. – Спаситель поможет нам укрепить силы против врагов и супостатов.

Население Киева убывало. Был поеден весь скот, домашняя птица, сыромятные ремни, кожи. Ели трупы. Собаки, трава, кора деревьев были тоже съедены.