– Если ты уедешь, ты меня убьешь. С меня достаточно и того одного удара – ужасной смерти твоего отца, который дважды пытался покорять сильных и мудрых греков. Один раз он оставил трупы своей дружины в Русском море. Это не угомонило его. Через три года, собрав новую дружину и новые суда, он пошел на Дунай, разбил греков и возвращался на Русь с богатой дружиной землею уличей и тиверцев. Он и с них взял богатую дань, всю ее отдал своему любимому отважному Свенельду. Потом он проходил землями древлян и с них взял дань. Кажется, довольно бы! Но он хотел, чтобы его дружина была богаче всех… Ему показалось, что он взял мало, пошел опять… Древляне полонили его, привязали к двум пригнутым верхушками к земле деревьям и… отпустили… Он был разорван на части…
– Я слышал… Надоело.
– Я не хотела смущать твою душу, сын. А теперь нашла нужным напомнить. Если вдруг нечто подобное случится с тобой… Этот Дунай, куда все стремятся… Эта хитрая Романия, которой все завидуют. Нет! Нет! Живи в покое…
– Стоящий на краю могилы думает о покое, матушка. А живой и отважный о подвигах, о расширении земель, о славе оружия, о славе, о богатстве… Ах, матушка, не поймешь! Сильный да смекалистый не может довольствоваться тем, что выпало на его долю при рождении… Мне Калокир говорил: Александр Македонский все крутом полонил и тем не был доволен… Вот муж…
Вдруг она оборвала его и спросила жестко:
– Всю ли дружину ты привел с Дуная?
Она захватила его врасплох. Отмалчиваться сейчас было невозможно.
– Нет, матушка, не всю. Воевода Волк остался в Переяславце…
Он увидел, как затряслась ее губа, из полузакрытых век выкатилась слеза и поползла по подушке. Ему стало нестерпимо жалко матери, он захотел как-то заглушить ее боль и оправдаться. Он не мог на нее глядеть и говорил в сторону:
– Видишь ли, матушка… Сразу уйти – это значит дать повод думать, что мы – трусы, боимся Никифора, этого лжецаря.
При воспоминании о Никифоре закипела его душа, он поднялся и зашагал по комнате.
– Этот ехидный старик натравил на нас Курю! Да – это он… он… До тех пор пока жив, я не успокоюсь… Должен его сбросить с трона. Я не так глуп, как он думает. Я оставил на Дунае Волка… А в самом Царьграде у меня – Калокир. Он зорко следит за этим честолюбцем, укравшим трон у законного царя. Пока я жив, я не отступлю ни на шаг от своего помысла. Ни на шаг! Русское оружие узрят на Босфоре.
Ему послышалось, что мать всхлипнула и смолкла. И чтобы она не помешала ему высказаться, он продолжал уже более горячо и откровенно:
– Вот ты говоришь, что у меня много земли, лесов и добра. Но что в том толку, если мы заперты на железный замок в этих тучных землях… Заперты со всех сторон, матушка. Мы в овраге. Море Варяжское не наше и новгородцы на замке, как и мы здесь. К Понту ведь все дороги перекрыты. Печенеги преследуют нас на каждом пороге. Корсунцы стерегут нас в устьях Днепра. Босфор во власти ромеев. Мы задыхаемся без морей, матушка… А что за держава без морей! Ни торговли, ни дружбы с великими державами. Доколе, доколе, матушка, мы будем сжимаемы со всех сторон? Нет! Нет! Этому не быть! Русь издавна любит море, знает море, может по нему плавать! Нам ли в таком случае не быть морской державой…
Абсолютная тишина была ему ответом. Он оглянулся на мать, она лежала неподвижно. Он взял ее за руку, рука была холодна.
Он сел у ее ног и заплакал.
Потом вышел на крыльцо, собрал челядь и дружину и сказал:
– Великая княгиня Ольга скончалась. Об остальном я сам распоряжусь…
Женщины принялись громко рыдать и причитать.
Ольга не приказывала хоронить ее по-язычески. По ней не справляли тризну. Ее отпевал священник Григорий, который смолоду был при ней и в Киеве состарился. И похоронена она была недалеко от терема, в ограде церкви Святого Ильи.
После этого Святослав отбыл в леса к кривичам, чтобы докончить постройку судов.
Глава 18
Боярская дума
Только что прибыл князь к лодейщикам, как прискакал Асмуд и доложил, что народ в Киеве волнуется.
– На Подоле каждый день драки, поножовщина да разбой. Галдят: осиротела земля. Князь чужие земли полюбил. Думают даже вече собирать.
– Я вот угомоню головорезов. А вече не надо, – сказал князь. – Шуму и мордобития будет много, а толку никакого. Лучше собрать боярскую думу и пригласить туда самых знатных старцев градских, часть отроков.
Так и сделали.
Когда князь приехал в Киев, гридница была уже полна бояр-дружинников, именитого купечества, отроков. И споры были в полном разгаре. Князь понял, что большинство недовольно его приготовлениями к новой войне. И все беспокоились, на кого же Святослав оставит княжество.
– Сидел бы дома, как Ольга сидела, – сказал боярин, а в это время холоп сгонял мух с его огненной лысины. – И нам дешевле, и князю спокойнее. Нет, туда же…
– Тебе спокойнее, а не нам, – возразил купец с фиолетовым носом. – Куда я свои товары дену, если стану на печке лежать? И что ты, старичина, будешь делать, ежели я не свезу твои дани за море? Гноить добро в подвалах?
Боярин умолк и отвернулся.