Княжеский отпуск (СИ)

Никифор побежал впереди князя, неся в руках несуразное дубьё, смахивающее на длинное коромысло. Добежав до конюшни, солдаты и, прибывшие на подмогу, Никифор с князем, несговариваясь встали по периметру строения. Князь оказался у задней стены. Он прислушивался к разным ночным шорохам, пытаясь определить "подходящий" звук, но его забивал стрёкот сверчков, разбросанных тут и там, крысиная возня в углу постройки, фыркание коней...

Но долго ждать не пришлось: со стороны графского сада, с той что уходила в лес, по которой князь несколько дней назад проезжал на Цербере, вновь раздалось оглушающее, дерущее кожу на затылке "О-у-у-у!".

Солдаты с ружьями наперевес, бросили свои посты и подбежали к Сергею Петровичу.

- Не видать? - спросил один, приземистый, но крепкий солдатик.

- Нет, не видать, - ответил князь, мельком глянув на смелое весёлое лицо человека, готового чуть ли не со смехом отразить любое нападение.

- Ну это мы, ваш бродь, быстро с ним сладим: он, что турок - наглый, злой, но не крещённый!

Другой солдат и Никифор заржали, как Цербер, стоявший сейчас в стойле за крепкой стеной. Князь невольно улыбнулся заразившему его смеху, но расслабиться не мог. Он ощупал кортик с правого боку... Кортик... "Нет, не кортик!" - у него похолодели ноги. Он вытащил из ножен запиханную кем-то короткую неструганную палку.

- Ну, здрасте, - прошипел он и оглянулся, в надежде, что на него никто не обратил внимание.

- С кем здороваетесь, ваш бродь! - весело спросил коренастый солдат.

Князь посмотрел в смеющиеся глаза бывшего крестьянина и выдохнул:

- С кортиком своим здороваюсь. А, неважно!

- Ну ножичек ваш тут совсем без надобности, - продолжал солдат, - тут одним прицельным всё обойдётся, - он подмигнул растерявшемуся князю.

Вдруг они услышали с левой стороны сильное бешеное дыхание, будто на них нёсся паровоз. Чёрное пятно мелькало на фоне стен особняка, освещённых факелами собравшейся там дворни. С того расстояния, в сто шагов, оно было огромным мохнатым и стремительным. Солдат быстро прицелился и тут же рядом с ухом князя раздался сухой выстрел, оглушив его на минуту непрерывным звенящим свистом. Перед его глазами вспыхнуло белым. Мимо! Солдат плюнул и крикнул что-то своему товарищу, тот выстрелил. Князь угадал по губам коренастого: "Попал! Ай, молодца!". Сердце кувыркнулось в груди князя, его слегка затошнило от возникшего в горле мягкого комка.

Но пятно продолжало делать гигантские прыжки и уже находилось на расстоянии пятнадцати шагов. Князем будто кто-то руководил в те горячие минуты. Он выхватил палку и встал наизготовку. Теперь всем смыслом его жизни было не забытое вино, не брошенные им женщины, а крепость в его руке, сжимающей короткую ветку мёртвой хваткой. "Теперь я ни за что её не выпущу, пусть хоть с рукой отрывает", - промелькнула молнией мысль. И в то же мгновение, когда он додумал последние слова, громадная тень, дыша горячим зловонием, как пахнут десятки мертвецов, кинулась на князя, закрывая собою всё пространство: и дом, и лес, и факельные огни.

Собираясь резать будто настоящим ножом, князь инстинктивно, как механизм, чётко и упруго поднял руку, и воткнул палку-ветку в середину тёплого, смрадно дышащего, тяжёлого пятна. Раздался гром, как перед дождём - это уже слышали в доме те, кто не спал.

Из-за угла особняка выбежала растрёпанная Глашка и бросилась к конюшне. Вокруг дымящейся волосатой туши, освещаемой факелами, валялось несколько человек: трое охали и крутились на месте, а четвёртый лежал с открытыми глазами, глядя в чёрное небо. В его руках дымилась головешка. Глашка подбежала к распростёртому телу и коснулась двумя пальцами его шеи. Вздохнула.

- Фимка! - заорала она, - долго ты там?!

- Бегу-у-у! - тоже орала Фимка.

В руках у обеих были точно такие же, как у князя, палки-ветки. Фимка присела над лежавшим телом, сняла сапог с его правой ноги и задрала штанину, обнажив белую княжескую голень с редкими волосами. Глашка сказала "давай", и они приставили палки к безжизненному телу: Фимка к ноге, а Глашка к шее. Под кителем раздался глухой удар. Подождали. Перекрестились. Пошептали.

Тут девки услышали кашель и обрадованно заахали. Княжья грудь поднялась-опустилась, снова поднялась, и снова опустилась. Его рука потянулась к шее, там нестерпимо жгло. Глашка тут же ударила по руке.

- Не можно, рано ещё! - крикнула она строго.

Князь услышал и шею больше не трогал, так как его рука, вжатая в сырую траву, находилась под глашкиным коленом.

- Сойди, больно! - простонал он.

Но Глашка и не думала его слушать, и сидела так ещё несколько секунд.

- Ну всё, - сказала она, сходя с его руки, - можете теперь чесаться где хотите, - и засмеялась. Фимка подхватила её смех и обе ржали, как кобылицы.

- Ну хватит уже, ночь на дворе, - сказал Сергей Петрович слабым голосом и начал вставать.

Но те всё не унимались и захлопали ладонями по траве, когда их охватил новый приступ смеха.

Князь встал, разогнув ослабевшие колени, покрутил закопчённым пальцем у виска, и неспеша побрёл в дом. Глашка и Фимка, чуть отстав, шли за Сергеем Петровичем.