Всё успокоилось. Люди продолжили прерванные занятия - укладывание вещей князя. Их было не так много, чтобы тратить на это несколько часов. В один, среднего размера, сундук вмещалось четыре-пять пар штанов, четыре кителя, две пары походных сапог и столько же сапог тонкой работы, лёгкие и мягкие; фуражки - три штуки, кортик - один, маленькая английская сумка для личной гигиены - вот и весь багаж. Но та забота, проявленная горничными, решившими вдруг погладить все его вещи полупудовыми утюгами, тронула князя до слёз. Он сказал им, что не стоит так уж о нём печься, ибо человек он военный и не должен привыкать к прекрасному, то есть к женским заботливым рукам... Он не успел договорить - горничные лишь махнули на него рукой, как на надоедливого ребёнка, путающегося под ногами, и продолжили делать задуманное. Князю это понравилось - меньше забот его денщику, оставленному в городе, тем более, что для него припасены более важные дела.
21
Ночь прошла, как всегда, без снов. "Ну и Бог с ними - так спокойнее" - решил князь. Утро было пасмурным и ветренным. Погода кардинально изменилась и впервые за долгие дни князь почувствовал себя отдохнувшим, трезво мыслящим человеком.
Он вышел на улицу. Небо заволокло молочно-серым непроницаемым покровом от края до края. Сергею Петровичу захотелось в последний раз пройтись по всему поместью, и он пошёл на крестьянскую сторону.
В ту минуту ему казалось, что такая погода была и будет всегда, и что скрытое на время солнце - это всего лишь бредовая фантазия больного беспокойного человека, который находится в постоянном ожидании неминуемых мучений от огненных небесных лучей. Воспоминания о солнце были лишь его личными, князя, неприятными воспоминаниями, и никто из людей не захочет говорить о каких-то мифически жарких днях, о духоте, об увядающих травах и сохнущих деревьях - вон как всё ожило: как изменился цвет каждого листа, каждого стебля; как резво летают птицы - тучи птиц; как, наконец, приободрились люди, которые всего лишь два дня назад ходили сонными мухами. Вон, две бабы весело переговариваются между собой: одна заметила у соседки новый передник с вышитыми красными огромными маками.
- Авдотья! - крикнула первая. - Когда такую красоту сварганить успела?
Та удивлённо на неё посмотрела.
- Так, он уж сто лет у меня, окстися! - крикнула она, и, показывая глазами на её пятилетнего сынишку, спросила: - А чего у Митрохи твово ухи красные: поди, опять нашкодил?
Та, заметив внимательный взгляд князя, махнула на неё рукой и поклонилась Сергею Петровичу. Князь ответил ей лёгким кивком.
И многие, кого он видел на своих дворах, кланялись и спрашивали о его здоровье. На душе Сергея Петровича сделалось необыкновенно легко, и он подумал, что когда стоит именно такая погода - люди, подчиняясь необъяснимому инстинкту, становятся ближе и внимательнее друг к другу. Такого рода объединение можно сравнить, разве что, с огромным железнодорожным вокзалом, куда набивается куча народа, и та куча едет в одну сторону до конечной остановки, допустим, до Берлина или Вены. Все прибывающие на станцию сначала держаться друг от друга особняком, но со временем, в пределах одного лишь часа - в ожидании поезда, все незнакомцы начинают разговаривать между собой, ненавязчиво знакомятся, узнавать кое-какие подробности из личной жизни. И вот, по прибытии поезда, некоторые уже настолько близко знают друг друга, что хотят сидеть непременно вместе в одном вагоне, и чтобы места были рядом...
Когда он увидел ещё одного крестьянина, спросившего его о самочувствии, князь, ответив, что чувствует себя прекрасно, хотел было продолжить беседу и начал с того, что природа ожила, и зелень налилась сочными красками...
- Да, да, - ответил мужик, опуская глаза в землю.
Князь ещё добавил, что дышится сегодня легко, но в ответ услышал только:
- Некогда, барин, некогда: дел по горло.
И мужик ушёл в дом, хлопнув тяжёлой толстой дверью.
Однако, князя это нисколько не обидело: мыслями он был в далёком, за двести вёрст, городе, где нет тревог и отупляющей пустоты, где ждали друзья, хорошее вино, интересные женщины, понимающие всё с полуслова, и не требовавшие никаких объяснений и доказательств. Он уже слал дорогие букеты прекрасным незнакомкам, с которыми только предстоит знакомство на балах, и предвкушал заманчивые интрижки. Разве много нужно человеку для счастья?
Вернувшись назад, шагая к своей комнате, князь увидел, как из зала медленно вышла бледная, с вытянутым лицом Глашка.
- Глафира, - сказал он весело, - доброе утро!
Но она молча, глядя куда-то мимо князя застывшими глазами, прошла еле передвигая ноги. Князь не ожидал такого рода приветствия, но ничего не сказал. Он подошёл к приоткрытой двери зала и ему показалось, что там мелькнула чёрная птица. В тот же миг внутренний голос шепнул ему, что нельзя стоять у этой двери, и надо идти куда угодно: к себе в комнату, на кухню, в парк, в лес, но только подальше от этого места.