«Князья, бояре и дети боярские». Система служебных отношений в Московском государстве в XV–XVI вв.

Реализовать это положение на практике в рамках всей страны было практически невозможно. Свободных земель для новых поместных раздач в центральных уездах осталось немного. Это обстоятельство, видимо, парализовало проведение тысячной реформы 1550 г., которая должна была создать кадровое ядро для реформирования Государева двора. Подмосковные поместья так и не достались помещикам Северо-Запада. Отсутствие сделанных помет в списках самой Тысячной книге косвенно свидетельствует о том, что этот документ не использовался в делопроизводственных целях и, вероятно, его положения так и остались на уровне проекта.

Анализ писцовых книг Ярославского и Рузского уездов 1567–1569 гг. показывает, что размеры поместий большинства старых помещиков по-прежнему существенно не дотягивали до минимальной нормы, не говоря уже о качестве принадлежавшей им земли. Аналогичная ситуация, судя по данным полоцкой писцовой книги, существовала среди помещиков Невельского уезда, большинство из которых до пожалования полоцких поместий довольствовалось наделами в 30–40 четвертей (при окладе в 200–250 четвертей). Невысокие размеры поместий (60 и 40 четвертей) были отмечены у некоторых Любовниковых в отрывках из мещерской десятни 1561/62 г.[654]

Проведенная унификация окладов предполагала возможность фиксированного вознаграждения за успешную службу. Так, новгородский помещик князь Кудеяр Мещерский в 1568 г. должен был получить 50 четвертей земли за «невелскую послугу». В итоге же из его оклада в 350 четвертей (с учетом выслуги) ему «не дошло» две трети – 247 четвертей. Уложение о службе 1556 г. было выстроено в соответствии с номинальными поместными окладами, что приводило к противоречию: требуемое число воинов не было подтверждено необходимым количеством земли. Именно это обстоятельство привело к быстрому нивелированию его норм. По наблюдениям О.А. Курбатова, уже к началу 1570-х гг. «Уложение» было практически отменено, а проведение верстаний отдано в руки окладчиков – представителей служилых корпораций[655]

.

Общий процесс верстания и переход к системе унифицированных поместных раздач растянулся на полтора десятилетия и заканчивался уже в других внутриполитических условиях, что не могло не отразиться на его характере.

Испомещение «сполна» стало, скорее, исключением. «Недодачи» получили системный характер и рассматривались уже как норма. Анализ полоцкой писцовой книги начала 1570-х гг. показывает, что в полном соответствии с окладами были обеспечены земельными наделами лишь командиры стрелецких и казачьих отрядов (головы, сотники и пятидесятники). Полный оклад получили и переселяемые новгородские дети боярские (26 человек). Хуже обстояло дело с невельскими помещиками. Несмотря на наличие в Полоцкой земле существенных запасов земель после проведенных конфискаций, практически никто из них не получил причитающегося им по окладу количества земель. Значительная часть земель была оставлена «впрок», для будущих раздач.

В 1567–1568 гг. после перехода Костромского уезда в опричнину переселения затронули большую часть местной корпорации. Грамота Улану и П.А. Немировым на поместье в Деревской пятине позволяет уточнить порядок этой процедуры: «А по государеву наказу велено за ними поместья учинити в половину их меры живущего, а в другую половины их меры пусто». Отдельные книги К.И. Морина показывают, что так же наделение поместьями костромичей производилось и на территории Бежецкой пятины[656]

.

Незначительные участки земли («худая» земля и перелог) достались казанским ссыльным в 1565–1566 гг. В условиях опричного террора вряд ли кому-то из невольных переселенцев пришло бы в голову «докучать» челобитными об их несогласии с принятыми решениями, как это было прежде с казанскими «нетчиками» 1550-х гг.[657]

«Де-факто», таким образом, несоответствия поместных окладов их реальному содержанию были узаконены для большинства «земских» уездов. Впоследствии эта традиция нашла продолжение в исключительно высоких, хотя и не подкрепленных реальным содержанием, окладах, раздаваемых в популистских целях в конце XVI – первые десятилетия XVII в.