«Картинки и короткие видео» – удобное сравнение, подсказанное современными медиа. Несколько лет назад вышла книга антрополога Сергея Лишаева «Помнить фотографией». Процесс проявки фотографий в одном из стихотворений Бараша сравнивается с переживанием пейзажа, в котором смена времен года проявляет что-то новое. Так или иначе, в «полях дольменов» и на склонах долины Эмек Рефаим «ничто полностью не исчезает». Мысль о прошлом, которое сохраняется в геологии пейзажа или в археологических свидетельствах, приводит Бараша к мысли о метемпсихозе – переселении и вечном бытовании душ: душ горожан, монахов, птиц, знакомых и незнакомых. Они по-прежнему наполняют эти пространства, в которых «при жизни разлит засмертный покой», и залогом спокойствия становится знание: «скоро и мы / растворимся в воздухе».
Вера Маркова. Пока стоит земля: Избранные стихотворения и переводы. СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2022
Вера Маркова – одно из главных имен в русской японистике: переводчица и комментатор Басё, Сэй-Сёнагон, Иссы. Теперь в полном объеме приходит к читателям и ее поэтическое наследие. Собственные стихи оставались для Марковой частным делом: она начала писать их в детстве, потом вернулась к ним в 1940‐е и мало кому показывала. «Случается, говорят, певцы на сцене петь не могут, горло сжимается. Если б я думала, что пишу для печати, то сработал бы сходный рефлекс: не могу!» Только в 1992 году, когда ей было уже 85 лет, вышла ее книга «Луна восходит дважды», изданная за свой счет. Том, выпущенный Издательством Ивана Лимбаха, стал возможен благодаря тщанию «неравнодушного к поэзии Веры Марковой читателя, превратившего домашний архив поэта в первоначальную рукопись».
Отгороженность и от официального, и от неофициального литературного процесса стала для стихов счастливым обстоятельством. «Стихи Веры Марковой пропитаны тем трагическим восприятием происходящего, которого молодые шестидесятники просто не знали», – пишет в предисловии Ольга Седакова. При этом с шестидесятниками Маркову, родившуюся несколькими десятилетиями раньше, многое роднит: и некоторая сентенциозность, и переклички с самыми свободными голосами в официальной советской печати (например, со Слуцким), и предвосхищение риторических путей в поэзии неофициальной. Утрируя, можно сказать, что Маркова пишет стихи Галича за несколько лет до Галича – иногда с текстуальными совпадениями:
Или:
Такие тексты, как и, например, стихотворение 1949 года к юбилею Пушкина («Когда, замуровав окно в Европу / И самый воздух наглухо забив, / Мы барабаном заглушаем ропот / И славим тех, кто счастлив, что не жив…»), были, разумеется, совершенно «непроходными» и попросту опасными. «У Веры Марковой стихи той поры, когда шаги, шаги, шаги – и сердце замирает от страха», – писал Генрих Сапгир. Эта самая пора сказывается и в текстах позднесоветских десятилетий: «Я еще помню тихое небо, / Я еще помню малиновый звон. / Это кажется счастьем. / А счастья не было. / Было преддверие похорон».
Но причина «непубликабельности» Марковой, думается, не в этом. Вершина ее гражданской поэзии – поэма в шести частях «Луна восходит дважды», где рассказывается о жизни женщины, у которой один муж был репрессирован, другой убит на войне; женщина, судя по всему, работала в типографии – и шаг вступительной части напоминает типографский эпизод из «Зеркала» Тарковского. Так вот, «Луна восходит дважды» – вещь в первую очередь о частной судьбе, несчастной и незаметной, каких было много; Маркова не делает из нее показательную притчу, как тот же Галич в «Веселом разговоре». Эта судьба таится в рукописи, как таилась в жизни героини. Маркова была далеко не только «гражданским» поэтом, и приватность наблюдателя —едва ли не основная черта ее поэзии, созданной в «года глухие» XX века.
Если говорить о формальных особенностях стихов Марковой, то можно заметить, что она работала с двумя манерами: верлибром / белым акцентным стихом (эта манера характерна для 1960–1970‐х) и рифмованным стихом, иногда выдержанным в ультратрадиционалистском ключе (так Маркова пишет в начале и в конце своего поэтического пути – в 1940–1950‐е и 1980–1990‐е). Письмо первого типа тяготеет к афористической простоте, иногда на уровне Арво Метса: