Придумывание животных – детское занятие, и фантасмагория Сурковой – это фантасмагория, не расставшаяся с детством: одиноким фантазиям такого рода посвящен цикл «Ритуалы». С этим мотивом, наконец, связана и центральная вещь книги – заглавная поэма «Лазурь и злые духи», построенная как цепочка обращений говорящей к собственной душе. Душа становится здесь одинокой овечкой по имени Лазурь – и ей предстоит встретить «злых духов / и разные траблы», пройти через опасное пространство, которое Суркова будто специально выстраивает для такого путешествия, как гейм-дизайнер. И в этом ландшафте важно услышать: «Душа моя, / ты выше того, что с тобой происходит» – слова, которые преодолевают барьеры других слов, лексические маркеры разных эпох (как овечка во сне прыгает через забор).
В конечном итоге это самая важная мысль книги – и мысль утешительная. Слово «Лазурь» пусть не лазурным, но белым напечатано на черно-серой обложке. Как писала Хельга Ольшванг, «голубое это белое».
Алла Горбунова. Книга царства. М.; СПб.: Т8 Издательские Технологии; Пальмира, 2023
Новая книга Аллы Горбуновой отчетливо разделяется на две части – стихи 2021 и 2022 годов. Читая первую часть в 2023‐м, заранее настраиваешься на то, что встретишь предчувствия катастрофы. Кажется даже – если отбросить установку на беспристрастный анализ, – что для поэзии Горбуновой, всегда интересовавшейся потусторонним (откуда приходит дар предвидения), такое предчувствие неизбежно. Начало книги действительно располагает к такому прочтению: «Книга царства» начинается с коротких, отстроенных вокруг одного образа текстов, которые напрашиваются на аллегорическую трактовку.
«кошка съела котят и не знает сама зачем / теперь ищет их, снова хочет любить, ласкать» – это можно прочитать, например, как аллегорию отношения родины к людям (в контексте известного предсмертного высказывания Блока). Но последующие стихотворения в таком прочтении разуверяют. В самом деле, материнство и детство в «Книге царства» – одни из основных мотивов, но Горбунову интересует в первую очередь их метафизика, их ощутимая связь с иномирием.
Лес как вход в иной мир – краеугольный фольклорный мотив; в лесу можно прожить (проспать) целую жизнь, и не только свою: так героиня прекрасного стихотворения «Как Марья спала» просыпается только затем, чтобы увидеть, как ее новорожденный младенец становится мальчиком, юношей, стариком. Горбунова работает с архетипическими образами мифологического сознания («Дерево – / это жужжащий пчелиный рой / что крутится как колесо со множеством спиц»), но подключает это сознание и к вполне современному пейзажу: едва ли не лучшее стихотворение в книге «Вечер в храме огня» описывает магическое состояние наблюдения за взаимопроникновением фонарного света и дождя.
Эпитет из лексикона физиков подводит к основанию этого волшебства – строгой и все же непостижимой математике, которая появляется в отчетливой реминисценции из финала «Рая» Данте:
множество радужных солнц
их бесконечное умноженье
геометрия солнц
о великое Солнце ОКТАХОР
ОООКТАААХОООооор
и великое Солнце ИКОСАКСЕННОН
ИИИКОООСАААКСЕЭЭЭННОООоооон
и великое Солнце АПЕЙРОГОН
АААПЕЭЭЭЙРОООГОООооонн
и в каждом из них распятый Господь Иисус
Имена великих Солнц не заумные заклинания, а геометрические термины: первые два – геометрические тела в пространстве, чья размерность превышает привычные нам три измерения, последнее – многоугольник с бесконечным чертом сторон. Видение же распятого Христа сближает стихотворение с одним из любимых текстов Горбуновой – «Утром» Леонида Аронзона. В «Книге царства» прямо названы тени светлых и легких поэтов – Аронзона и Василия Бородина, и Горбунова открыто обращается к звучанию и мотивам поэзии Бородина, когда пишет: