Любимый звонок аудитории – апогей ахинеи, который Пол Эйдинг излагает с блестяще прочувствованной интонацией. «Говорят, замечательно, когда фиолетовый плюшевый червь открыто моргает на камень Харакири с камертоном в пространстве болтовни. Мне нужны ножницы! 61!» В менее знаменитом звонке полковник просто трижды кричит «Ла-ли-лу-ле-ло!»
Когда мы выходим из «Тонкой кишки» (или с «52-й стрит», если вам так больше нравится), поток слов не прекращается, но нам хотя бы дают передышку от тэнгу. Теперь мы находимся в очень длинном коридоре без выхода – «Восходящей кишке». Ну ясно, куда она ведет…
Это круглый в сечении коридор с приглушенным светом, в котором едва видны трубы вдоль стен по обеим сторонам. Северный и южный концы коридора заперты, так что нам остается только носиться туда-сюда или изучать окрестности. Мы даже не можем вернуться в «Тонкую кишку». Сбежать не выйдет: здесь нет ни люков, ни скрытых дверей, ни выходов вентиляции. Коридор замурован. Парящие интерфейсы, которые мы видели перед RAY, здесь тоже есть, но теперь они как-то странно вращаются вокруг самого коридора. Не внутри, а снаружи, за трубами, стенами и полом. Мы видим там какие-то фигуры и текст – как будто стены коридора сделаны из какого-то прозрачного материала. Но это не так, и совершенно неясно, почему мы что-то сквозь них видим.
Отчаяние нарастает. Смириться с безумием полковника очень сложно – это настоящая психологическая пытка. У нас больше нет внятной цели, и нам неясно, как поступить правильно. Лучше стоять на месте или бегать туда-сюда? Дальше дергать двери (вдруг они неожиданно откроются?) или оставить их в покое? Отвечать на проклятые звонки или игнорировать их? Нас уже тошнит от глупости полковника, но мы не можем пропустить ни один звонок – ведь какой-нибудь из них может оказаться нормальным и полезным. Мы впервые ощущаем, что, если бы игра захотела, она могла бы просто взять и оборваться прямо здесь. Раньше нас не останавливали ни сложные испытания вроде тэнгу, ни исчезновение оружия и предметов. У нас всегда был шанс победить врага и продолжить – пусть даже не с первой попытки. Но теперь мы действительно застряли, здесь некого побеждать. Побеждены мы.
Может закрасться подозрение, что здесь нас должен был встретить Солид Снейк. А верни мы себе вещи, одна из карт доступа могла бы подойти к двери. Это испытание нашей веры в Снейка и в игру.
Если запастись терпением, в конце концов нам позвонит – но не полковник, а Роуз. Она просит у Рейдена прощения. Оказывается, их встреча год назад не была случайной: «Патриоты» подослали ее за ним шпионить. Рейдену противно, он спрашивает, был ли их секс тоже частью работы. Роуз пытается убедить его, что действительно влюбилась, хоть и была агентом «Патриотов», а значит, их отношения реальны. Она докладывала «Патриотам» все подробности его жизни, говорит Роуз, и нет ей прощения, но это не отменяет ее чувств. Рейден жалеет себя и говорит, что теперь понятно, почему ее добавили в команду поддержки в последнюю минуту. Они будто не слышат друг друга. Чтобы соответствовать его вкусам, утверждает Роуз, она переделала себя: цвет волос, манеру двигаться, даже темы для бесед подогнаны под него. «Ты говорил, что обожаешь мои волосы и глаза. Но они ненастоящие».
«Должно быть, ты изучила мой психологический профиль под микроскопом».
«Это была моя работа», – оправдывается она.
«Отличный спектакль – я купился с потрохами», – в его голосе звучит невероятная горечь.
Она надеялась, что Рейден разглядит за иллюзией ее настоящую. Ей было больно разыгрывать искусственный роман. «Лгать себе даже тяжелее, чем тебе, – говорит Роуз. – Чем больше ты любил меня, тем это было больнее – я ведь знала, что ты любишь всего лишь персонажа». Запомните эти слова.
«То есть и с моей стороны все было фальшивым, – отвечает Рейден. – Это была всего лишь игра, а не что-то настоящее».
«Джек…»
«Что ж, это знание делает мне лучше».
«Что?»
«Я был влюблен – или думал, что был, – в кого-то, кого не существует. Любя кого-то ненастоящего, я сам пытался быть кем-то, кем не являюсь. Человек, которого я знал, ненастоящий; это не та женщина, с которой я сейчас разговариваю. В некотором смысле это была моя ложь, а не их». Что бы это ни значило, суть в том, что нас по-прежнему не волнуют их отношения. Когда Рейден сворачивает разговор, Роуз окликает его.
«Джек!»
«Что?»
«Я… я жду… – ее голос звучит медленно и низко, как у HAL 9000 из „Космической одиссеи 2001 года“ при деактивации. – Я беременна, Джек. Твоим ребенком». Сигнал прерывается, слышны помехи.
«Роуз? Что происходит?» – так он действительно не уловил?
Начинается кат-сцена. Рейден идет к двери – будто собирается ее открыть, по-прежнему сверкая голым задом. Камера фокусируется на его босых ногах, под которыми все еще видны электрические узоры.
«Ты разгуливаешь в таком виде… удивительно», – слышим мы знакомый голос. Неужели?.. Наши молитвы услышаны!