Колея к ржавому солнцу

– Не найдем. Мне же всё на словах объяснили, будем в темноте по пустырям да по гаражам тыркаться как котята слепые. Никуда они не денутся. И эти, – Павел кивнул на витрины «Барсука», – пообещали, что не будут предупреждать угонщиков, потому как мы в этой ситуации правые. Завтра с утра по светлому нагрянем, расставим точки над «i». Будет возможность снова помахать стволом… Кого надо, запрячем за гаражи, привалим снегом.

– Завтра? – посмотрела Ева на Павла. – То есть вечер пятницы у нас свободен?.. Ну, пусть так. А то я не ела с самого утра… Где, во сколько встречаемся?

– В десять, пересечение Кубинки и Благодатной. Оттуда вроде совсем близко.

– Хорошо. Тогда, парни, пока. И спасибо вам.

– Тебе помочь? – Павел придержал инвалидную коляску Евы.

– Справлюсь, не надо. Счастливо, – махнув им рукой, девушка осторожно покатила к своему «ягуару».

– Идем? – позвал Костас Павла.

– Идем.

Они двинулись в сторону «мерседеса», когда с другой стороны улицы вдруг помигал фарами припаркованный автомобиль. Открылась водительская дверь.

– Кто это ещё? – насторожился притормозивший Павел. – Тоже «ягуар», только черный. Ухажер ее, что ли?

Девушка в кожаной куртке и со светлыми волосами, заплетенными в африканские косички, поглядев по сторонам, двинулась через дорогу к ожидающей ее Еве.

– Тебе повезло, – хмыкнул Троцкий. – Точно не ухажер…

Павел пожал плечами.

– Я в твою сторону. Могу подбросить.

– До метро.

– Как скажешь… Ты к Инге?

– Еще не знаю, – честно сказал Троцкий. – Буду ей звонить.

– Угу… – кивнул Павел и с досадой произнес: – А ведь завтра суббота. Собирались с мужиками на рыбалку рвануть…

16. Кессонка

На покоцанной, будто ее долго и упорно ковыряли тупым ножом, двери висела медная буква «С». Если бы Жека не знал, ни в жизнь не догадался бы, что эта «С» означает «Caballero», «кавалер» по-кастильски. Матроскин, уже бывавший в «Martian Time-Slip», рассказал им с Анникки и Гришей, что дверь здешнего туалета якобы привезена из Испании, из уборной для посетителей королевской ложи закрывшегося еще во времена Франко мадридского театра. Наверное, добавил Матроскин от себя, по замыслу хозяев открывающий эту дверь должен ощущать благоговение, схожее с тем, какое он бы испытывал, лакая коньяк, поднятый с затонувшего наполеоновского фрегата. «Как бы не так, – подумал Жека, входя в туалет. – Какое там благоговение, когда приспичило?»

Во всяком случае, ничего такого он сейчас не почувствовал. Или все благоговение заглушила резко возникшая боль, прострелившая тело, кажется, до самого костного мозга. Будто нервы намотали на раскаленный стальной прут. Каждое движение стало невыносимым. Жека с усилием потянул на себя испанскую дверь, чувствуя, как боль добралась до живота и принялась драть его грязными нестрижеными когтями. Его прошиб ледяной пот, в ушах зашумело, а к горлу подступила тошнота. Стало трудно дышать. Жека вспомнил, как дед Стас рассказал о своем знакомом, долгое время работавшем в кессонах, закладывая под водой фундаменты мостов. Тот называл кессоны – рабочие камеры, устроенные в воде или водонасыщенных грунтах путем нагнетания давления, – холодными железными гробами. Приятель деда, оттрубивший в этих казематах полтора десятка лет, заработал «заломай» – кессонную болезнь, симптомы которой, вызванные эмболией пузырьков азота, были схожи с панической атакой, обрушившейся сейчас на Жеку. Словно увидев Стальных Симпатий, он резко, без ступенчатой декомпрессии, покинул кессон, в котором хоть как-то пытался устроить себе нормальную человеческую жизнь, и вновь очутился в среде опасного для жизни криминала.

На подгибающихся ногах Жека буквально заполз в пустой туалет. Тошнота и паранойя скрутили его желудок, заставив в ближайшей кабинке склониться над не так чтобы очень уж чистым унитазом. Краем уха он услышал, как открылась и закрылась дверь. Кто-то вошел в туалет. «Одна из этих Симпатий? Заметили?» – подумал Жека и изверг из себя эту мысль с новой струей рвоты.

– Джексон, кочка брусничная! – резкий, как из громкоговорителя, голос. – Брекфаст делаешь? Совсем сноровку потерял? Вроде и выпили немного… А финке такой муж не нужен. Они же там бухают…

Святые Угодники, понял Жека, держась за стену кабинки.

– Гриша, иди на хер со своими советами, – он вытер рот куском дешевой туалетной бумаги и вышел из кабинки. – Помощь нужна.

– Помощь? Да легче легкого! А что делать-то? Волосы тебе вроде бы держать не надо, – посмотрел на него зависший над писсуаром Святые Угодники.

– Ты закончи сначала свое… Там, у входа, стоят две такие, увидишь – поймешь… Мне мимо них пройти надо. Чтобы не заметили.

– Не заметили? – переспросил Гриша. – Что, бывшие крали какие-то? Сразу обе? – он ухмыльнулся. – Ну, Джексон, ты мастак. Прямо Индиана Джонс. Или как там звали этого старинного спеца по бабцам? Дон Жуан?.. Не хочешь их с Анькой знакомить, типа?

Жека прислонился спиной к стене, чувствуя слабость, занявшую место боли, которая исчезла так же внезапно, как и появилась.

– Гриша, достал со своими версиями, – сказал он. – Лучше думай, что можно сделать?