Кровь и пепел! Вот бы напиться и на время забыть о том, кто он и кого в нем видят окружающие. Но спьяну Мэт, пожалуй, ненароком покажет лицо, а то еще начнет разглагольствовать о том, кто он есть на самом деле. Нельзя предсказать поступки пьяного человека, даже если пьяный – это ты сам.
Он прошел через городские ворота и оказался в Новом городе. В воздухе повисла какая-то морось, словно небо не то что бы разродилось дождем, но прочло мысли Мэта и решило начхать на него.
«Чудесно, – подумал он. – Просто, чтоб его, чудесно».
Камни мостовой быстро отсырели от этого недодождя, и уличные фонари окутала влажная дымка. Мэт нахохлился – по-прежнему с шарфом на лице, словно проклятый айилец. А ведь не ему ли совсем недавно было жарко?
Ему не меньше, чем Тому, хотелось поскорее отправиться в путь и найти Морейн. Эта женщина превратила его жизнь в сущую неразбериху, но Мэт был признателен ей за это. Лучше уж жить в таком хаосе, чем снова угодить в унылое Двуречье, даже не понимая, насколько оно унылое. Мэт вам не Перрин; не успели они добраться до Байрлона, как тот уже начал вздыхать по родным местам. Перед мысленным взором всплыл образ Перрина, и Мэт отогнал его.
Ну а Ранд? Мэт увидел, как тот сидит в красивом кресле, упершись взглядом в пол. В темной комнате мерцала единственная лампа. Вид у Ранда был измотанный. Глаза широко раскрыты, лицо мрачное. Мэт потряс головой, отгоняя и этот образ. Бедный Ранд. Наверное, он уже считает себя кем-то вроде распроклятого черного хорька, глодающего сосновые шишки, – но этот хорек, по всей вероятности, хотел бы вернуться жить в Двуречье.
Ну уж нет! Мэт не хотел возвращаться. В Двуречье нет Туон. О Свет! Ему еще предстоит решить, как быть с Туон. Мэт хотел, чтобы она осталась в его жизни. Будь она рядом, Мэт без возражений позволил бы называть себя Игрушкой. Вернее, возражал бы, но не сильно.
Однако первым делом Морейн. Выяснить бы что-нибудь новое про Элфин, Илфин и их треклятую башню. Но никто не знает ничего, кроме легенд, никто не говорит ничего полезного…
…Никто, кроме Бергитте. Мэт остановился посреди улицы. Бергитте. Ведь это именно она рассказала Олверу, как пробраться в башню. Откуда ей это известно?
Проклиная себя за дурость, Мэт развернулся и зашагал в сторону Внутреннего города. Из-за так называемого дождя многолюдные обычно улицы опустели, и вскоре у Мэта сложилось ощущение, что весь город принадлежит ему одному; ретировались даже воры-карманники и попрошайки.
По какой-то причине теперь Мэт нервничал сильнее, чем когда был у всех на виду. Все это как-то неестественно. Кто-то должен хотя бы красться за ним по пятам и прикидывать, можно ли снять с одинокого путника что-нибудь ценное. Мэт снова заскучал по медальону. Зачем же он расстался с этой вещицей? Треклятый идиот! Лучше бы руку себе отрезал и предложил Илэйн в качестве оплаты! Вдруг где-то в темноте затаился голам?
На улице непременно должны быть бандиты, ведь в любом городе их полно. Треклятые грабители, по сути дела, являются неотъемлемым атрибутом городской жизни. Ратуша, несколько гостиниц, таверна и кучка тупорылых парней, чье единственное желание – втоптать тебя в грязь, а затем пропить и прогулять твои денежки.
Мэт миновал небольшую площадь, прошел через ворота Строителей – казалось, что белая, покрытая моросью арка светится в призрачном сиянии луны, проглянувшей из-за туч, – и, постукивая посохом по мостовой, зашагал по Внутреннему городу. Караульные у ворот молча кутались в плащи и совсем не походили на людей. Они напоминали статуи. Да и весь город выглядел как гробница.
В некотором отдалении от ворот Мэт задержался у переулка, где кучковались тени. По обе стороны высились величественные здания работы огирских каменщиков. Из переулка донесся хриплый оклик.
– Ограбление? – с надеждой спросил Мэт.
К нему приблизилась здоровенная фигура. Луна осветила черноглазого парня в длиннополом плаще. Похоже, ему не верилось, что Мэт просто стоит и ждет неприятностей. Парень поднял толстопалую руку, и к нему присоединились трое сотоварищей.
Мэт расслабился и стер со лба капли дождя. Стало быть, сегодня ночью в городе все же есть бандиты. Какое облегчение! Выходит, зря он так нервничал.
Разбойник поднял дубинку, замахнулся. Мэт нарочно носил меч на правом боку; лиходей купился, предположив, что жертва потянется к оружию.
Но вместо этого Мэт быстро вскинул боевой посох, и его нижний конец врезался в ногу противника. Бандит споткнулся, и Мэт с размаху стукнул его по голове. Морось понемногу превращалась в нормальный дождь, и подмокший ворюга завалился под ноги одному из своих спутников. Отступив, Мэт огрел того посохом по голове, и мгновением позже на мостовой разлеглись уже двое. Третий оглянулся на предводителя, державшего за шиворот еще одну жертву грабежа – долговязого парня, которого Мэт не рассмотрел из-за скудного освещения. Пользуясь случаем, он перепрыгнул через два безвольных тела и набросился на третьего грабителя.