Колесо Времени. Книга 13. Башни Полуночи

Тот поднял дубинку, защищая голову, а потому Мэт врезал ему по ноге, потом взмахнул посохом, пресекая слабую попытку парировать удар, и уложил неприятеля тычком в лицо. После этого он небрежно метнул нож в главаря банды, который уже мчался вперед. Тот оступился и стал издавать булькающие звуки, схватившись за торчавшую из горла рукоять. Остальных Мэт оставил лежать без сознания. Дурачье. Может, воспримут это предупреждение всерьез и перевоспитаются.

Мэт отступил в сторонку. Главарь проковылял мимо и наконец рухнул на своих трех подручных. Пинком Мэт перевернул его, вытащил нож, вытер клинок и только тогда взглянул на жертву ограбления.

– Очень рад вас видеть, – промолвил он.

– Вы… рады? – переспросил человек.

– Очень, – подтвердил Мэт, выпрямляясь во весь рост. – Я уж думал, что сегодня все воры попрятались. А город без бандитов, он… ну, как поле без сорняков. А коли нет сорной травы, зачем нужен фермер? Это, знаете ли, попросту негостеприимно.

Спасенный приблизился нетвердой походкой. Похоже, он не вполне понял, о чем говорил Мэт, но все равно схватил его за руку и заговорил гнусавым голосом:

– Спасибо! Безмерно, безмерно благодарен!

В тусклом лунном свете Мэт едва разглядел нескладное тощее тело, а над ним – скуластое лицо. У незнакомца были кроличьи зубы.

Пожав плечами, Мэт отставил посох и принялся развязывать промокший шарф:

– На вашем месте, дружище, я воздержался бы от одиноких прогулок по ночам.

Человек покосился на него и проскрипел – вернее, пропищал:

– Так это ты?!

– Кровь и треклятый пепел! – застонал Мэт. – Неужели теперь и шагу ступить нельзя без…

И тут человек бросился на него. В лунном свете сверкнул кинжал. Мэт ругнулся, выбросил вперед руку с шарфом, и клинок, нацеленный ему в живот, застрял в ткани. Ловко орудуя руками, Мэт обмотал оружие несостоявшегося убийцы длинным шарфом.

Человек взвизгнул, Мэт отпустил шарф, выхватил пару ножей и машинально метнул их во врага. Они угодили убийце в глаза. По одному в каждый. О Свет! Мэт вовсе не целил ему в глаза!

Человек упал на мокрые камни мостовой. Мэт стоял над ним и не мог отдышаться:

– Мат-теринское молоко мне в чашку! Материнское, чтоб его, молоко! – Он схватил посох и огляделся. На темной улице не было ни души. – Я же спас тебя, спас, а ты на меня с ножом?!

Мэт опустился на колени возле мертвеца и с мрачной уверенностью обшарил его кошель, уже зная, что найдет. Он выудил пару монет – золотых, кстати – и сложенный лист бумаги, на котором луна высветила его лицо. Мэт смял рисунок и запихнул его в карман.

По одному в оба треклятых глаза. Легкая смерть. Мерзавец ее не заслужил. Мэт прикрыл лицо шарфом, забрал ножи и вышел из переулка, сожалея, что не оставил убийцу наедине с его судьбой.

* * *

Бергитте прислонилась к мраморной колонне и, сложив на груди руки, наблюдала, как Илэйн не без удовольствия смотрит вечернее представление «исполнителей». Эти труппы, разыгрывающие всевозможные истории, обрели в Кайриэне огромную популярность и теперь пытались добиться того же успеха в Андоре. Один из залов дворца, где раньше выступали барды, переделали так, чтобы актеры могли показывать там свои сценки.

Бергитте покачала головой. Толку-то от разыгрывания всякой небывальщины? Почему бы не прожить несколько историй – не чужих, а собственных? К тому же, при прочих равных, сама она предпочла бы послушать барда. Хочется надеяться, что эти «исполнители» быстро выйдут из моды.

Сегодняшняя сценка повествовала о прискорбном замужестве и гибели принцессы Валишен, убитой порождениями Тени. Бергитте знала балладу, которую выступавшие актеры переделали под себя; к тому же несколько ее куплетов даже спели во время представления. Удивительно, но за много лет песня почти не изменилась. Пара-тройка других имен, несколько иные ноты, но в общем и целом все то же самое.

Как и с жизнями самой Бергитте. Все повторяется снова и снова – с незначительными вариациями. Иногда Бергитте выпадала судьба солдата, а порой она оказывалась живущей в лесу женщиной, не имеющей никакой воинской подготовки. К несчастью, раз-другой ей довелось побывать военачальником, хотя Бергитте предпочла бы уступить это место кому-то другому.

Она была охранницей, благородной воровкой, знатной леди, простой крестьянкой, убийцей и спасительницей. Но прежде она никогда не бывала Стражем. Незнание не смущало ее: в большинстве своих жизней она не помнила о том, что было раньше. Пусть память о прошлых жизнях – это щедрый дар, но Бергитте не имела права на такие воспоминания.

Хотя стоило какому-то из них померкнуть, как у Бергитте всякий раз заходилось сердце. О Свет! Раз уж ей не суждено быть с Гайдалом в этой жизни, неужели нельзя хотя бы помнить о нем? Такое чувство, что сам Узор не понимает, что с ней делать. Отмахнувшись от остальных нитей, ее силком засунули в эту жизнь и поставили на самое неожиданное место. И Узор пытается вплести ее в себя. Что произойдет, когда воспоминаний не станет? Быть может, однажды она проснется взрослой женщиной без прошлого? При этой мысли Бергитте чувствовала ужас, какого не испытывала ни в одном бою.