Мэт, не опуская глаз, смотрел на Бергитте. Монеты прекратили скакать и дрожать и угомонились. Бергитте взглянула на блестящие кругляши. Монет было две дюжины. И все лежали решкой вверх.
– Один из тысячи – нормальный шанс, – заявил Мэт. – Для меня.
– Кровь и пепел! Ты не лучше Илэйн! Неужели непонятно? Всего-то и надо, что один неудачный бросок. А такие бывают даже у тебя.
– Рискну. Чтоб мне сгореть, Бергитте, я понимаю, насколько это глупо, но все равно рискну. Кстати говоря, откуда ты знаешь столько всего про эту Башню? Ты была в ней, да?
– Была, – признала она.
Лицо у Мэта сделалось самодовольным.
– Ну ты-то выбралась! Как это у тебя получилось?
Бергитте помолчала, потом взяла в руку кружку с молоком:
– Предположу, что эта легенда затерялась в веках?
– Я ее не знаю, – сказал Мэт.
– Я отправилась туда просить о спасении жизни любимого человека. Дело было после битвы при Лапойнтских холмах, в которой мы возглавляли участников Буханарского восстания. Гайдал получил страшное ранение, и из-за удара по голове не мог связно мыслить. Иногда забывал, кто я такая. У меня сердце кровью обливалось. Поэтому я отвела его в Башню и попросила об Исцелении.
– Но как ты выбралась? – спросил Мэт. – Как ты их обманула?
– Никак, – тихо ответила Бергитте.
Мэт похолодел.
– Вместо того чтобы Исцелить Гайдала, – продолжила Бергитте, – Илфин убили нас обоих. Я не выжила, Мэт. Вот как заканчивается та легенда.
Повисло долгое молчание.
– Ох ты, – наконец вымолвил Мэт. – Что сказать, печальная выходит история.
– Не все легенды заканчиваются победой. Так не бывает. Да и мы с Гайдалом не особо дружим со счастливыми концовками. Нам лучше сгореть в зените славы. – Она поморщилась, вспомнив одно из воплощений, когда и ему, и ей пришлось вместе мирно состариться. То была наискучнейшая жизнь, хотя Бергитте, не понимавшая тогда своей куда более значимой роли в Узоре, была ею вполне довольна.
– Как бы то ни было, я все равно отправляюсь в Башню, – сказал Мэт.
– Я не пойду с тобой, Мэт, – вздохнула Бергитте. – Не могу бросить Илэйн. Ее подсознательное стремление к смерти едва ли не превосходит твою гордыню, и я намерена проследить, чтобы Илэйн оставалась в живых.
– Да я и не ждал, что ты составишь мне компанию, – незамедлительно произнес Мэт. – Чтоб мне сгореть, я же не об этом прошу! И… – Он нахмурился. – Что за стремление к смерти? И что за гордыня?
– Не бери в голову. – Бергитте отхлебнула из кружки.
К молоку она питала слабость, но предпочитала об этом не рассказывать. Разумеется, она будет просто счастлива, когда снова сможет пить спиртное; Бергитте уже соскучилась по пенным напиткам Старого Снерта. Отвратное пиво нравилось ей не меньше, чем отвратные мужчины.
– Я пришел к тебе за помощью, – сказал Мэт.
– Что тут добавить? Берешь железо, огонь и музыку. Железо защитит от них, ранит их и сдержит. Огонь напугает и убьет. Музыка введет в транс. Но запомни: чем дольше станешь использовать огонь и музыку, тем меньше будет от них толку. Башня – это не место, а портал, что-то вроде врат, ведущих к перекрестку между мирами Илфин и Элфин, лисиц и змей. Если предположить, что ныне они действуют заодно. У них странные взаимоотношения.
– Но чего им надо? – спросил Мэт. – В смысле от нас. Почему они нами интересуются?
– Из-за эмоций, – ответила Бергитте. – Вот почему они построили порталы, ведущие в наш мир; вот почему они заманивают нас к себе. Они питаются нашими чувствами. По какой-то причине им особенно нравятся Айз Седай. Должно быть, эмоции тех, кто способен касаться Источника, на вкус как крепкий эль.
Мэт заметно вздрогнул.
– Внутри все сбивает с толку, – продолжила Бергитте, – и попасть там в какое-то нужное место очень непросто. Входить в Башню не через портал было опасно, но я знала: если сумею добраться до главного зала, то смогу заключить с ними сделку. Кстати говоря, если войдешь в Башню, не надейся получить что-то за просто так. Взамен от тебя потребуют что-нибудь, чем ты дорожишь. В общем, я придумала способ, как отыскать главный зал. На каждом пересечении коридоров я оставляла железные опилки, чтобы знать, в какую сторону до того свернула. Как понимаешь, коснуться железа они не могут, и… ты точно не слыхал эту историю?
Мэт покачал головой.
– Когда-то она была популярна в здешних краях, – нахмурилась Бергитте. – Сотню лет назад или около того.
– Говоришь так, будто обиделась…
– Хорошее было сказание, – сказала Бергитте.
– Если выживу, Бергитте, то уговорю Тома сложить о ней треклятую балладу. Рассказывай про опилки. Твой план сработал?
– Я все равно заблудилась, – покачала головой она. – Не знаю… То ли они как-то сдули эти опилки, то ли Башня внутри такая огромная, что я ни разу не пришла на один и тот же перекресток. В итоге я оказалась в незавидном положении: огонь почти угас, лира сломалась, тетива порвалась, а Гайдал потерял сознание. Иногда он мог идти, но в другие дни ничего не соображал, и приходилось тащить его на волокуше.
– Дни? – изумился Мэт. – Как долго вы там пробыли?