Колесо Времени. Книга 13. Башни Полуночи

А вторая не ведет к Последней охоте.

– Это я понимаю. Но куда она ведет?

Никуда.

Собираясь продолжить расспросы, Перрин открыл было рот, но тут на него обрушился весь груз волчьего послания. «Никуда»? Для волка это опустевшее логово, когда всех щенков забрали охотники. Беззвездное ночное небо. Тускнеющая луна. Запах свернувшейся, высохшей, застарелой крови – вот он есть, а вот его нет.

Поэтому Перрин не сказал ни слова, а в небе тем временем клокотала черная буря. Он обонял ее запах, запах мокрой земли и сломанных деревьев, затопленных полей и пожаров, вызванных ударами молнии. Как бывало все чаще, эти запахи, как казалось, контрастировали с окружающим миром. Одно из чувств подсказывало Перрину, что он в самом центре катастрофы, а другие твердили, что все в порядке.

– Почему бы нам просто не сделать этот выбор?

Потому, что выбирать не нам, Юный Бык.

Перрин почувствовал, как его потянуло к тучам, и он против воли побрел вверх по склону. Прыгун потрусил рядом с ним.

Наверху опасно, Юный Бык.

– Знаю, – отозвался Перрин, но остановиться не мог. Наоборот, пошел быстрее, и каждый новый шаг был чуть шире прежнего. Прыгун бежал рядом, минуя скалы, деревья, группы наблюдавших за ними волков. Все выше и выше взбирались человек и волк, пока деревья не поредели, а мерзлая земля не покрылась льдом.

Наконец они добрались до самой тучи. По виду она состояла из пронзенного молниями клубящегося черного тумана. Перрин постоял у ее внешней границы, а затем шагнул внутрь – с таким чувством, будто входит в кошмар. Ветер сразу необычайно усилился, воздух загудел от энергии, наполнился листьями, землей и песчинками, и Перрину пришлось закрыться ладонью.

«Нет», – подумал он и оказался в пузыре чистого спокойного воздуха. В нескольких дюймах от лица продолжала бушевать буря, и пришлось поднапрячься, чтобы не вернуться под ее власть. Эта гроза не была ни сном, ни кошмаром, но чем-то более значимым, чем-то более реальным, а противоестественным здесь было присутствие Перрина в созданном им безопасном пузырьке.

Он упорно шагал вперед и вскоре уже оставлял следы на снегу. Прыгун бежал против ветра, тоже не поддаваясь его порывам, и в этом он был посильнее Перрина: тот из последних сил удерживал свой пузырь. Он опасался, что без этой защиты буря подхватит его и зашвырнет куда подальше: собственными глазами Перрин видел, как ветер обламывает и уносит с собой крупные ветви и даже небольшие деревца.

Прыгун замедлил свой бег, затем уселся на снег. Он посмотрел вперед, поднял морду к вершине:

Не могу здесь оставаться. Мне здесь не место.

– Понимаю, – отозвался Перрин.

Волк исчез, но Перрин побрел дальше. Он не мог бы объяснить, почему его тянет к вершине, но знал, что должен туда попасть: кому-то ведь надо стать свидетелем происходящего. Так шагал он (по ощущениям – несколько часов), сосредоточив внимание лишь на том, чтобы ограждать себя от ветра и переставлять ноги.

Ярость бури нарастала, и вскоре ветер так усилился, что пузырь сдерживал только самые мощные его порывы. Перрин миновал заостренный выступ, где раскололась вершина горы, и стал пробираться по хребту, сгибаясь под натиском урагана. Что справа, что слева были крутые обрывы. Ветер трепал одежду, и Перрину приходилось щуриться, чтобы уберечь глаза от летящего песка и снега.

Но он не останавливался. Из последних сил он пробирался к горному шпилю над расколотой вершиной, зная, что там, наверху, он найдет то, что ищет. В волчьем сне этот жуткий круговорот олицетворял что-то великое и ужасное. Здесь, в этом месте, реальность бывала иногда более осязаемой, чем в мире бодрствующих. Сон явил ему эту бурю, поскольку происходило нечто очень важное – и, как опасался Перрин, чрезвычайно страшное.

Он не сдавался. Упрямо шел вперед, загребал ногами снег, вползал на скалистые выступы и оставлял лоскуты кожи на заиндевевших камнях. Но за последние несколько недель он многому научился и поэтому запросто перепрыгивал ущелья, которые совсем недавно не смог бы перепрыгнуть, и взбирался на камни, слишком высокие для его роста.

На самой верхушке иззубренного, обломанного горного пика застыл человек, и Перрин направился к нему. Ведь кто-то должен узнать, как все будет.

Наконец он с трудом взобрался на последний камень в дюжине футов от вершины и рассмотрел одинокую фигуру. Человек – блеклый оттиск самого себя в реальном мире – неподвижно стоял в самом сердце круговерти ветров и смотрел на восток. Он походил на полупрозрачную тень. Такое Перрин видел впервые.

Разумеется, это был Ранд. Перрин знал, что здесь будет Ранд. Ободранной рукой он вцепился в камень, другой запахнул плащ, созданный усилием мысли пару отвесных скал тому назад, проморгался и поднял покрасневшие глаза, не забывая укрываться от порывов ветра, грозивших сбросить его в объятия бури.