Колесо Времени. Книга 13. Башни Полуночи

Проклятье! Не самый умный ход. Ведь голам куда сноровистее Мэта, и тот понятия не имел, можно ли прикончить эту тварь с помощью медальона, но он все равно бросился на голама, бросился во имя Тайлин и всех своих солдат, убитых этим порождением тьмы. А еще Мэт бросился на него за неимением других вариантов, ведь если хочешь узнать, чего стоит человек, загони его в угол и заставь драться за свою жизнь.

Теперь же в пресловутом углу оказался сам Мэт, выбившийся из сил и понимающий, что рано или поздно голам дотянется до него – или, что еще хуже, до Туон или Олвера. В такой ситуации разумный человек удирает без оглядки, но Мэт – не разумный человек; о нет, он пустоголовый болван, оставшийся в городе из-за клятвы, которую дал Айз Седай. Ладно, если сегодня ему суждено умереть, то он хотя бы умрет с оружием в руках.

Мэт двигался так быстро, что превратился в пронзительно вопящий смерч из дерева и стали. Голам, похоже, настолько оторопел, что даже попятился, и Мэт обрушил ашандарей ему на руку, опалил ее, развернулся, ударил снова. Чудовище выронило кинжал, после чего отскочило в сторону, но Мэт бросился вдогонку и сунул древко копья ему под ноги.

Голам упал – с присущей ему грацией и успев сгруппироваться, но все же упал. Едва он вскочил на ноги, как Мэт полоснул его ашандареем чуть выше пятки, искусно разрезав сухожилие. Будь голам человеком, он непременно рухнул бы на мостовую, однако из раны не вытекло ни кровинки, и монстр не просто удержался на ногах, но даже не поморщился от боли.

Он развернулся, выставил хищно скрюченные пальцы и бросился на Мэта. Тот был вынужден отступить, исступленно отмахиваясь ашандареем. Голам обнажил зубы в ухмылке.

А затем, как ни странно, он снова развернулся и побежал.

Проклятье! Кто его спугнул? Но нет, это было не бегство. Голам рванул к людям Мэта.

– Отступайте! – крикнул тот. – Все назад! Чтоб тебе сгореть, ты, чудище треклятое! Вот он я, здесь! Вот и бейся со мной!

Повинуясь приказу Мэта, «краснорукие» бросились врассыпную, но Талманес – с традиционно мрачной физиономией – убегать не спешил. Голам рассмеялся. Вместо того чтобы пуститься вдогонку за солдатами, он пнул ближайший фонарь; тот мигнул и погас, а голам пошел по кругу, опрокидывая фонари и погружая улицу во тьму.

«Кровь и пепел!» Мэт сорвался с места. Если голам потушит все светильники, придется бить его вслепую: тучи-то непроглядные!

Совершенно забыв о собственной безопасности, Талманес бросился спасать стоявший рядом фонарь: подскочил к нему, подхватил с мостовой и припустил вдоль по улице. И за ним, конечно же, погнался голам!

Мэт, выругавшись, рванул следом. У Талманеса была неплохая фора, но голам – воплощение быстроты – почти нагнал его, вынудил отскочить в сторону и взобраться на крыльцо какого-то дома, после чего попер на Талманеса. Тот попятился, в то время как Мэт со всех ног мчался ему на подмогу.

Талманес выронил фонарь. Масло расплескалось по фасаду здания, и языки пламени, освещая голама, рябью побежали по сухому дереву.

Монстр прыгнул на Талманеса.

Мэт запустил в него ашандареем.

Копье с широким клинком не предназначалось для метания, однако ножа под рукой не было. Никто не сказал бы, что Мэт целил в голову голама, поскольку он промазал самым прискорбным образом, но ашандарей ушел вниз, и голам снова зацепился ногой за древко, оступился и тяжело грохнулся на мостовую. Талманес, одолев последние ступеньки, вжался в дверь здания, уже объятого огнем.

«Будь благословенна эта моя удача», – подумал Мэт.

Монстр вскочил и метнулся было к Талманесу, но опустил глаза на копье под ногами, перевел взгляд на Мэта и злобно усмехнулся. На левой половине его лица играли отблески занимавшегося пожара. Наклонившись, голам поднял ашандарей, к клинку которого по-прежнему был привязан медальон с лисьей головой, а затем резким движением отшвырнул оружие Мэта в сторону. Пробив оконное стекло, копье улетело в комнату горящего здания.

Внутри зажглись лампы, будто жильцы только-только заметили, что творится на улице. Талманес взглянул на Мэта, а Мэт – на Талманеса, после чего кайриэнец всем телом бросился на дверь горящего дома и вломился в прихожую. Подсвеченный пламенем голам скользнул к Мэту. Пожар усиливался. С колотящимся от волнения сердцем Мэт, не сводя глаз с неестественно быстрого чудовища, зашарил потными пальцами в карманах куртки, выхватил какие-то предметы из обоих карманов и буквально за миг до того, как голам вцепился бы ему в горло, швырнул их прямо тому в ладони. Раздалось шипение – вернее, даже шкворчание, будто на раскаленную сковороду бросили кусок мяса. Голам взвизгнул от боли, зашатался и, распахнув глаза, уставился на Мэта.

В обеих руках у которого было по медальону с лисьей головой.

Мэт раскручивал их на прочных длинных цепочках, и со стороны казалось, что лисьи головы, сверкают не в свете пожара, а сами по себе. Наконец он хлестнул голама медальоном по руке.

– Но как? – взвыл тот, отступив еще на шаг. – Как?!