Колесо Времени. Книга 13. Башни Полуночи

– Сам толком не знаю. – Илэйн говорила, что копии не идеальны, но эти безделушки вроде справлялись со своей задачей. Они причиняли голаму боль, а на все остальное Мэт плевать хотел. Он с ухмылкой хлестнул тварь вторым медальоном. – Наверное, мне просто повезло.

Не переставая пятиться к двери горящего здания, голам сверлил Мэта свирепым взглядом, поднялся по ступенькам. Потом он юркнул внутрь – по всей видимости, надеясь сбежать. Мэта такой расклад не устраивал. Не в этот раз. Он взлетел по ступенькам, нырнул в пылающий дверной проем, протянул руку, и Талманес, стоя в боковом коридорчике, вложил в нее ашандарей.

Цепочки с медальонами Мэт обвил вокруг предплечий. Голам метался из стороны в сторону; прихожая горела, от стен и от потолка, откуда через щели сочился дым, исходил ощутимый жар. Талманес закашлялся и прижал к лицу носовой платок.

Голам повернулся к Мэту и с рыком перешел в атаку. Стоя посреди широкой прихожей, Мэт поднял ашандарей, чтобы защититься от смертоносных рук со скрюченными пальцами-когтями. Нижний конец древка копья опалило огнем, и он тлел, оставляя в воздухе дымный след.

Мэт контратаковал противника что было сил, вращая ашандарей с такой быстротой, что от движения древка возникали дымовые завихрения. Голам попытался нанести удар, но Мэт, перехватив копье в одну руку, другой запустил во вражескую физиономию медальоном с лисьей головой, словно то был не медальон, а метательный нож. Голам взвыл и задымился. Глядя, как он пятится, Мэт шагнул вперед и ударил клинком ашандарея по падавшему на пол медальону, да так ловко, что тот снова угодил в голама.

Размахивая копьем, он неуклонно продвигался вперед, и в скором времени тварь лишилась нескольких пальцев. Ясное дело, обрубки не кровоточили, и голам не чувствовал боли от обычных ран, но нехватка пальцев сделает его выпады чуть менее опасными.

Голам очухался. Теперь он не улыбался, но шипел и яростно пучил глаза, а затем размытой тенью метнулся вперед, но Мэт, крутанувшись, взмахнул копьем – на желто-коричневой рубашке монстра образовалась прореха, обнажившая грудь, – и заехал ему в бочину вторым медальоном – в тот самый миг, когда голам цапнул его за руку.

Кожа лопнула, на стену брызнула кровь, Мэт застонал от боли, а голам снова взвизгнул и попятился глубже в объятую огнем прихожую. Мэт обливался потом – и от жары, и от напряжения. Он уже не мог драться с этой тварью. Вернее, мог, но недолго. Однако это не имело значения. Он наступал, орудуя ашандареем с такой быстротой, что копье лишилось очертаний. Ему удалось снова зацепить голама плоской стороной клинка – той, где была лисья голова. Когда мерзавец очухался, Мэт запустил вторым медальоном ему в лицо, и голам присел – но лишь для того, чтобы третья лисья голова угодила ему в шею.

Оставляя в воздухе дымные полосы, Мэт перехватил ашандарей обеими руками и завращал им вдвое быстрее – так, что тупой конец древка разгорелся ярче. Он поймал себя на том, что выкрикивает фразы на древнем наречии:

– Ал дивал, ал кисерай, ал маши! – За свет, победу и любовь!

Дрогнув под шквалом ударов, голам отступил, оскалился и глянул за спину. Похоже, он что-то заметил, но Мэт привлек его внимание новой атакой и выкриком:

– Тай’дайшар! – Истинная кровь битвы!

Он погнал чудище к открытой двери в дальнем конце коридора. За дверью виднелась совершенно темная комната, на стенах которой не плясали отблески пожара.

– Карай маншимайя Тайлин. Карай ан маншимайя Налесин. Карай ан маншимайя айенд’ан. – Честь моего клинка за Тайлин. Честь моего клинка за Налесина! Честь моего клинка за всех павших.

То был призыв к отмщению.

Голам все пятился и пятился. Наконец он оказался в темной комнате, бросил взгляд на мертвенно-белый пол.

Набрав полную грудь воздуха, Мэт из последних сил рванул в дверной проем и врезал голаму в висок дымящимся концом древка ашандарея. Голову существа осыпало искрами и пеплом. Изрыгнув проклятие, голам отступил вправо…

…и едва не шагнул с края платформы, зависшей над бесконечной пустотой. Он зашипел от ярости. Одна нога его уже висела над пропастью, и голам задергал ею, пытаясь вернуть равновесие.

Изнутри дверь комнаты окружало белое сияние: кромка переходных врат, открытых для Скольжения.

– Не знаю, способен ли ты умереть, – негромко сказал Мэт, – но во имя Света надеюсь, что не способен.

С этими словами он лягнул голама в поясницу. Тот слетел с платформы, упал во тьму и продолжал падать, извиваясь и в ужасе глядя на Мэта.

– Надеюсь, ты не умрешь, – продолжил Мэт, – поскольку словами не передать, как приятно мне думать о твоем бесконечном падении в эту черноту, ты, отродье козлиного помета.

Он сплюнул с платформы. Кровавый плевок устремился вдогонку за голамом, и вскоре оба сгинули во тьме.