Когда мы закончили, Джерри дал мне разрезанное на четвертинки яблоко, и я угостила Полли. Съев лакомство, она ткнулась мягкими губами в мою щеку, а я в порыве чувств поцеловала ее гладкую, чудесно пахнущую морду.
– Я многих учил верховой езде, мисс, – покачал головой Джерри, – но такое вижу впервые. Вы меня просто поразили. Как будто родились в седле и с уздечкой в руках. Может быть, ваши предки в России были коневодами? Или, может, – он улыбнулся, – конокрадами?
– Не знаю, – засмеялась я. – Может быть. Мой дедушка точно полжизни в седле провел, в геологических экспедициях.
Попрощавшись до завтра, я вприпрыжку помчалась в дом, напевая что-то себе под нос. Все было так здорово, я была так счастлива, и… Я даже остановилась от неожиданной мысли.
Я больше не боялась слуг – ни капельки. И не беспокоилась о том, что они обо мне подумают.
У гаража Бобан читал газету, сидя на раскладном стуле. Я помахала ему издали и крикнула:
– La paix[2]?
Он посмотрел на меня удивленно, потом рассмеялся и помахал в ответ.
Теперь меня не любили только горничные, но это меня ни капельки не беспокоило. И даже если я ошибалась, и все только притворялись, что я им нравлюсь, – все равно, мне это уже было безразлично.
Я взлетела на второй этаж белочкой, издали помахала портрету Маргарет и вломилась к себе, как будто за мною гнались. Стащила с себя одежду, немного повалялась на кровати, довольно потягиваясь, и пошла в душ. Потом надела легкое платье и позвонила Джонсону – попросила подать чай в библиотеку и прислать горничную, чтобы та проветрила мой «лошадиный костюм».
– Мадам, – пробурчала Энни, уже через пять минут сгребая с пола мою амуницию.
– Пожалуйста, Энни, – я ослепительно улыбнулась сытой коброй, – даже если я вам очень-очень не нравлюсь, все равно открывайте окно, когда убираете. Здесь очень душно.
Ничего не ответив, она криво присела и исчезла. А я осталась наслаждаться собственной стервозностью.
В библиотеке, набросав на тарелку всяких вкусностей и налив чаю, я уселась к компьютеру. Но прежде чем заняться Скайвортами, решила попробовать разузнать хоть что-то о нашем с Маргарет таинственном возлюбленном. Для начала нашла список имевшихся на то время германских маркграфств, а затем начала просматривать списки маркграфов и их семейств, выискивая средних сыновей, родившихся в 1517 году и умерших в 1541-ом или 1542-ом.
Мимо. Вернее, нашелся один, но он был старшим и единственным сыном. И на портрете – ничего общего.
А что, если Роджер нас с Маргарет просто развел (Света, прекрати примазываться, это ее жизнь, а ты была просто наблюдателем!)? Предположим, не было ни письма, ни пьяной драки, ни убийства. Предположим, Мартин убедил отца (или не убедил – неважно) и приехал в Скайхилл просить руки Маргарет. А его выгнали пинками, и вернулся он в свое маркграфство ни с чем. Может, ему даже сказали, что она не желает его видеть.
Логики в этом, конечно, не было никакой. По идее, Хьюго должен был уцепиться за такого жениха руками и ногами, лишь бы не передумал и не сбежал. Но, может быть, Мартину просто не дали объяснить, кто он на самом деле?
Я начала просматривать маркграфские семейства по второму кругу и скоро нашла среднего сына правителя Баден-Дурлаха. Звали его Бернхард, и умер он аж в 1553-ем, успев несколько месяцев побыть маркграфом на пару со своим сводным младшим братом Карлом. Но больше ничего интересного о нем русскоязычный интернет предложить не мог. Не намного больше знал и англоязычный. О том, что ввожу запрос на немецком, я сообразила, только когда начала искать на клавиатуре букву a.
Мда, Маргарет, ты бы мне рассказала, что ли, чего мне еще ждать от себя. То есть от тебя, конечно. Что ты еще знала и умела? И опять все тот же вопрос – как? Ну ладно, английский и французский я изучала. Но немецкий – не только Fruhneuhochdeutsch[3], на котором говорила Анна Клевская, но и современный немецкий! – откуда мог взяться в моей голове?
К моему великому разочарованию, немецкий интернет тоже сведениями о злополучном маркграфе не располагал. Зато выдал портрет – очень скверно исполненный, но вполне подходящий для идентификации. Мартину-Бернхарду на нем было лет тридцать пять, он заметно пополнел, отрастил бороду и выглядел довольно потрепанным.
– Маргарет! – завопила я.
– Что ты так кричишь? – она не появилась, но ее голос отчетливо звучал у меня в голове. – Я все слышу.
– Смотри, – я дернула подбородком в сторону монитора. – Узнаешь?
– Мартин! – ахнула она.
– Бернхард Церинген, – поправила я. – Маркграф Баден-Дурлаха. Тебе в голову не приходило, что Роджер врет? Твой парень пережил тебя почти на одиннадцать лет.
– Ты же знаешь, что приходило. Ты узнала о нем что-нибудь?
– Ничего пока. Подожди, поищу еще.
Запросы, ссылки, сайты. Ничего. И вдруг, когда я уже хотела закончить это дело, меня вынесло на скан книги, изданной в середине XVIII века. Повествовалось в ней о Бадене и всех его правителях – до и после разделения[4]. Бернхарду было отведено всего две страницы текста. Читала я по-немецки не сказать чтобы свободно, но понимала почти все.