Комментарии к «Евгению Онегину» Александра Пушкина

   Быть можетъ, онъ для блага міра,   Иль хоть для славы былъ рожденъ;   Его умолкнувшая лира ⁴ Гремучій, непрерывный звонъ   Въ вѣкахъ поднять могла. Поэта,   Быть можетъ, на ступеняхъ свѣта   Ждала высокая ступень. ⁸ Его страдальческая тѣнь,   Быть можетъ, унесла съ собою   Святую тайну, и для насъ   Погибъ животворящій гласъ,¹² И за могильною чертою   Къ ней не домчится гимнъ племенъ,   Благословеніе временъ.

¹³домчится.Этот глагол сочетает значения «мчаться» и «достигать».

XXXVIII

Эта строфа известна только по публикации Грота (см. коммент. к XV–XVI):

   Исполни жизнь свою отравой,   Не сделав многого добра,   Увы, он мог бессмертной славой ⁴ Газет наполнить нумера.   Уча людей, мороча братий   При громе плесков иль проклятий,   Он совершить мог грозный путь, ⁸ Дабы в последний раз дохнуть   В виду торжественных трофеев,

   Как наш Кутузов иль Нельсон,   Иль в ссылке, как Наполеон,¹² Иль быть повешен, как Рылеев.

Две последние строки, возможно, были опущены Гротом по цензурным соображениям.

^1–7Этот образ — прозрение Пушкина, ибо эти черты относятся к типу любимых и ненавидимых публицистов пятидесятых, шестидесятых и семидесятых годов, таких как радикалы Чернышевский, Писарев и другие гражданственные, политико-литературные критики — жесткому типу, еще не существовавшему в 1826 г., когда была сочинена эта замечательная строфа.

¹²Кондратий Рылеев (1795–1826), выдающийся декабрист, присоединившийся к движению декабристов в начале 1823 г. и приговоренный к повешению. Весьма посредственный автор «Дум» (1821–23) — двадцати одного патриотического стихотворения на исторические темы (одно из которых, монолог Бориса Годунова, любопытно перекликается некоторыми интонациями с отрывком из написанной двумя годами позднее трагедии Пушкина того же названия). Ему также принадлежит длинная поэма «Войнаровский» на украинскую тему (Мазепа и т. д.), отдельное издание которой появилось в середине марта 1825 г.

См. также коммент. к главе Четвертой, XIX, 5.

XXXIX

   А можетъ быть и то: поэта   Обыкновенный ждалъ удѣлъ.   Прошли бы юношества лѣта: ⁴

 Въ немъ пылъ души бы охладѣлъ.   Во многомъ онъ бы измѣнился,   Разстался бъ съ музами, женился,   Въ деревнѣ, счастливъ и рогатъ, ⁸ Носилъ бы стеганый халатъ;   Узналъ бы жизнь на самомъ дѣлѣ,   Подагру бъ въ сорокъ лѣтъ имѣлъ,   Пилъ, ѣлъ, скучалъ, толстѣлъ, хирѣлъ,¹² И наконецъ въ своей постелѣ   Скончался бъ посреди дѣтей,   Плаксивыхъ бабъ и лекарей.

XL

   Но что бы ни было; читатель,   Увы, любовникъ молодой,   Поэтъ, задумчивый мечтатель,

 ⁴ Убитъ пріятельской рукой!   Есть мѣсто: влѣво отъ селенья,   Гдѣ жилъ питомецъ вдохновенья,   Двѣ сосны корнями срослись; ⁸ Подъ ними струйки извились   Ручья сосѣдственной долины.   Тамъ пахарь любитъ отдыхать,   И жницы въ волны погружать¹² Приходятъ звонкіе кувшины;   Тамъ у ручья въ тѣни густой   Поставленъ памятникъ простой.

^5–14Ручей и ветви живут даже после смерти их певца. В своем первом опубликованном стихотворении «Другу стихотворцу» (1814) Пушкин советовал забыть «ручьи, леса, унылые могилы». Тональность, однако, заразительна.

Надо заметить, что ручеек Ленского прокладывает путь во владения Онегина. И «Мой кумир» («Idol mio») Онегина, последний изданный им звук, который мы слышим (глава Восьмая, XXXVIII, 13), в чем-то родствен «идеалу» Ленского (глава Шестая, XXIII, 8) — последнему слову, которое он пишет в нашем присутствии. Таким образом, и в последней строфе романа «идеал» напоминает о прилагательном того же корня в Посвящении. Налицо — тайный сговор слов, подающих сигналы друг другу по всему роману из одной части в другую.