Комментарии к «Евгению Онегину» Александра Пушкина

«Струйки… / Ручья» (строки 8–9); «струйки… (уменьшительное от „струи“ в главе Четвертой, XXXIX, 2) / Ручья», который внезапно порождает «волны» (строка 12), напоминают нам о некоторых связанных с водой превращениях во сне Татьяны (глава Пятая, XI, 5–14; XII, 1–2, 13), но тогда, с другой стороны, «волны» в обоих отрывках — всего лишь попытка передать смысл французского слова «ondes» <«волна»>, которое не имеет точного эквивалента в русском языке; «ручей» же, вообще говоря, обычно употребляемый Пушкиным в самом широком смысле, часто является просто синонимом слова «поток».

Заметим также, что «Есть место» (строка 5), имеет классическую интонацию «est locus» (например, «Есть в италийской земле меж горами высокое место», «Энеида», VII, 563 <пер. С. Ошерова>.

^5–14[см. также XLI; глава Седьмая, VI–VII] Профессор Чижевский утверждает (с. 270): «…эта тема [могила юноши] использовалась К. Delavigne („Messenie“)». Такого поэта, как К. Delavigne, не существует, а если имеется в виду Казимир Делавинь (С. Delavigne) (пояснение, которое запоздало предлагает указатель), то ни он, ни кто-либо другой не написал что-нибудь называемое «Messenie», а если имеется в виду собрание патриотических элегий Делавиня «Les Messéniennes» <«Мессинские элегии»>, то в них не воспето ни одной могилы юноши.

¹⁴[см. также XLI, 13; глава Седьмая, VII, 9, 12]. Простота памятника является еще одной тематической условностью в ряду «расцвет — рок» или «рок — могила». Ср. романс в четырех элегических четверостишиях, озаглавленный «Вертер Шарлотте, за час до смерти» Андре Франсуа де Купиньи (1766–1835), строфа III (в «Almanach des Muses» [1801], с. 106):

Vers le soir, près de l'urne où ma cendre paisibleDormira sous l'abri d'un simple monument,Viens rêver quelquefois; que ton âme sensiblePlaigne l'infortuné qui mourut en t'aimant…<Приходи вспомнить о былом вечернею порою к урне с моим мирным прахом,

Покоящимся под простым памятником;Пусть твоя нежная душа пожалеет несчастного,Который умер с любовью к тебе…>.

Это — модель элегии Туманского, которую я цитирую в моем коммент. к главе Шестой, XXI, 4.

См. также упоминание Байроном могилы генерала Марсо в «Чайльд-Гарольде», III, LVI, 1–2:

Близ Кобленца, на холмике, глядитПростая пирамида с возвышенья.<Пер. В. Фишера>.

Есть также «памятник простой» в оде Пушкина 1814 г. «Воспоминания в Царском Селе».

XLI

   Подъ нимъ (какъ начинаетъ капать

   Весенній дождь на злакъ полей)   Пастухъ, плетя свой пестрый лапоть, ⁴ Поетъ про Волжскихъ рыбарей;   И горожанка молодая,   Въ деревнѣ лѣто провождая,   Когда стремглавъ верхомъ она ⁸ Несется по полямъ одна,   Коня предъ нимъ остановляетъ,   Ремянный поводъ натянувъ,   И, флеръ отъ шляпы отвернувъ,¹²

 Глазами бѣглыми читаетъ   Простую надпись — и слеза   Туманитъ нѣжные глаза.

^1–4Ср.: Мильвуа, «Падение листьев» (первый вариант текста):

Mais son amante ne vint pasVisiter la pierre isolée,Et le pâtre de la valléeTroubla seul du bruit de ses pasLe silence du mausolée.Посетить уединенный камень,И пастух из долины

Единственный нарушал шумом своих шаговМолчание гробницы>.

Батюшков, «Последняя весна» (1815), перевел конец элегии Мильвуа следующим образом:

И Делия не посетилаПустынный памятник его.Лишь пастырь в тихий час денницы,Как в поле стадо выгонял,Унылой песнью возмущалМолчанье мертвое гробницы.

Неуклюже звучащее (по-русски) выражение «как… стадо выгонял» вместо «когда», странно перекликается с пушкинским в главе Шестой, XLI, 1–2, «как начинает капать / Весенний дождь».

Михаил Милонов, «Падение листьев» (1819, см. коммент. к главе Шестой, XXI, 4), так заканчивает свою причудливую версию: