Комментарии к материалистическому пониманию истории

Что же касается марксистов, утверждающих национально-освободительный характер русской революции, то их логика понятна. Они оказываются жертвой догматизма ортодоксального марксизма. Этот марксизм с его линейно-стадиальной схемой и верой в скорый крах капитализма знает для эпохи капиталистической формации лишь три революции: буржуазная, социалистическая, национально-освободительная. Имея эти три варианта, незадачливому теоретику не приходится особенно трудится. Русская революция – не буржуазная революция. Русская революция – не социалистическая революция – здесь отдадим должное: надо быть продвинутым марксистом, чтобы признать это. Следовательно, по методу исключения выходит, что русская революция – это национально-освободительная революция.

Кроме того, марксистов подводит и тот дух провиденциализма, что позаимствован ими у Гегеля. Они полагают, что если революция началась, то она обязательно должна закончиться чем-то, что будет очередной ступенью в поступательном движении человечества. То, что революция может закончиться просто распадом социального организма с самыми разнообразными последствиями, им просто не приходит в голову. Именно из этого догматизма и начетничества и вытекают умозрительные оценки русской революции как национально-освободительной. Тем более что при такой оценке можно сохранить свое сугубо положительное отношение к ней.

Мы не считаем подобный способ теоретизирования приемлемым. Как и во многих других случаях здесь налицо чудовищный разрыв между традиционной, устаревшей теоретической схемой и реальными фактами. Конечно, в ситуации этого разрыва можно до последнего держаться за устаревшую схему. Это упорство даже вызывает некоторое уважение – чтобы было с научными теориями, если бы не находились люди, готовые защищать их до последнего? Но в случае с традиционным марксизмом пришло время не бездумной глухой обороны, а творческого изменения неадекватных схем.

Русская революция не являет из себя чего-то особенного и удивительного. Она является революцией в западном смысле этого слова лишь по видимости. Реально же русская революция – это обвал политарных структур, социальный взрыв, уничтоживший старое общество. Итогом было полное разжижение социальных структур и последующая ожесточенная конкуренция различных сил за власть, а значит и за возможность восстановить порядок. Большевики оказались в этой ситуации наиболее эффективной силой. Их эффективность заключалась в том, что при всем своем идеологическом романтизме они были законченными прагматиками и реалистами. Они использовали наиболее эффективные методы. А в России наиболее эффективными методами по поддержанию и восстановлению порядка всегда были методы политарного государства. Большевики делали все, что всегда делало российское государство, но они придали этим методам тотальную масштабность и последовательность системы. Большевизм, таким образом, есть квинтэссенция всей парадигмы российского политарного государства. Итогом их усилий явилась реставрация в абсолютизированных формах традиционного российского политаризма, но на новой основе. Начиная с 1917 года, традиционный политаризм трансформируется в индустрополитаризм.

§ 4. Четвертый проект. Индустрополитаризм. Советская Россия: от Ленина до Горбачева

Исторически советский индустрополитаризм складывается под воздействием двух обстоятельств:

1. Тотальный разгром старого общества предполагает тотальную политическую организацию и тотальную мобилизацию всех ресурсов.

2. Устранение прежней элиты означало и устранение социальных групп, организующих производство. Большевики должны были теперь организовать это производство на каких-то других основаниях.

Доктринальные игры советской власти с рабочим самоуправлением (фабзавкомы) очень быстро закончились, поскольку последнее было не в состоянии обеспечить ни тотального контроля, ни тотальной мобилизации ресурсов. Кроме того, почти сразу выяснилось, что рабочее самоуправление означает хаос на производстве. В этой ситуации выход был лишь один – назначение на производство полновластного представителя государства, чиновника и подчинение ему всего и вся. Каждое последующее десятилетие советской власти означало всё большее огосударствление производства и всей жизни общества. И это вовсе не случайно.