Корабль-призрак

– Полноте, капитан! Сдается мне, вы невольно сказали правду, хоть и не собирались этого делать. Я часто замечал эту вещицу у вас в руках и хорошо запомнил, как зарился на нее Шрифтен. Вы ведь столкнули его в море, когда он вознамерился ее стащить. С нею связана какая-то тайна, верно? Если так, подели́тесь со мною, прошу. Вы знаете, я вам друг и мне можно доверять.

– Да, Кранц, вы настоящий друг, преданный и самый надежный. Мы многое вынесли вместе, и испытания закалили нашу дружбу. Да, я могу вам доверять, но дело в том, что свою тайну я не отважусь доверить никому. Это святыня, и с нею связана история, о которой известно лишь моей жене и двум священникам.

– Раз уж вы доверились священникам, то доверьтесь и другу, ведь на свете нет ничего святее дружбы.

– Увы, друг мой, у меня есть все основания полагать, что знание, которым вы просите с вами поделиться, окажется для вас роковым. Не спрашивайте, почему я так думаю, просто примите к сведению. Кранц, я не хочу потерять и вас.

– Значит, вы не цените нашу дружбу, – ответил Кранц. – Вместе с вами я не щадил самой своей жизни, и меня не запугать какими-то детскими страшилками, порождениями воспаленного ума и слабого тела! Неужели вы не видите, минхеер, сколько нелепо уберегать меня от мнимой опасности, когда я добровольно вызвался сопутствовать вам в этом нашем весьма опасном предприятии! Не подумайте, что меня обуревает праздное любопытство. Просто мы вместе уже давно и теперь остались одни на задворках мироздания, и мне подумалось, что вам станет легче, если вы поделитесь тайной, очевидно вас терзающей, с тем, кому можете доверять. Советами друзей, минхеер, никогда не следует пренебрегать. И вам точно станет легче, если вы раскроете мне то, что вас гложет. В общем, если вы и вправду цените мою дружбу, позвольте разделить ваше бремя.

Лишь немногим удается на жизненном пути обойтись без откровенности в беседах с верными друзьями и без их советов, сулящих утешение. Потому читателя не должно удивлять, что в конце концов Филип, оставшийся наедине с Кранцем и угнетенный утратой Амины, посчитал своего первого помощника человеком, с которым действительно можно разделить грозную тайну.

Он приступил к рассказу, не выдвигая никаких условий, ибо сознавал, что, если Кранц не будет хранить тайну ради нее самой или из уважения к нему, своему капитану и другу, ничто не помешает ему нарушить любое обещание. Словом, на протяжении того дня, когда плот двигался вдоль мысов и бухт большого острова, Филип поведал Кранцу во всех подробностях ту историю, с какой читатель уже знаком.

– Что скажете? – спросил он в завершение. – По-вашему, этому можно верить? Или вы сочли, подобно многим, что это всего-навсего плод воспаленного воображения?

– Ни в коем случае, минхеер! – горячо возразил Кранц. – Если уж на то пошло, у меня самого имеется достаточно доказательств вашей правоты. Вспомните хотя бы, сколько раз я наблюдал воочию призрачный корабль. Если вашего отца обрекли на вечное скитание по морям, почему бы Небесам не избрать вас на роль смертного, который может его спасти? Нет, капитан, я верю каждому вашему слову, и теперь, когда вы мне открылись, я начал понимать многие странности в вашем поведении. Знаете, нашлись бы те, кто стал вас жалеть, а вот я вам завидую.

– Завидуете? – изумился Филип.

– Да, завидую! Я бы с радостью поменялся с вами местами и взвалил бы вашу ношу на свои плечи, будь это возможно. Разве не замечательно сознавать, что тебя призвали послужить великой цели? Что вместо блуждания по миру в погоне за достатком, как все мы, за достатком, который так легко потерять и который, после всех тягот и испытаний, в могилу с собою не заберешь, ты избран совершить достойнейшее дело? Подобно ангелам, спасти душу своего отца, который страдает за грехи, совершенные при жизни, и обречен нести наказание вечно? По мне, эта высокая цель оправдывает любые невзгоды, любые опасности морских плаваний. Если вам суждено погибнуть, что с того? Разве кого-то другого ждет иной итог тщетных устремлений и непрестанных трудов? Мы все умрем, но лишь немногим, кроме вас, позволено Творцом выкупить своей смертью душу другого человека. Так что, минхеер, я вам завидую.

– Вы говорите прямо как Амина. Она тоже нисколько не устрашилась общения с потусторонними силами и не отступила перед бесплотными духами.

– Она права, – кивнул Кранц. – А в моей жизни, точнее, в истории моей семьи случились некие события, убедившие меня в том, что такое общение не просто возможно, но и желательно. Ваш рассказ только подтвердил мое убеждение.

– В самом деле?

– Именно так, минхеер, но отложим этот разговор. Уже темнеет, надо снова подвести наше суденышко к берегу на ночевку, и я, кажется, вижу подходящую бухту.

Еще до рассвета поднялся сильный ветер с моря, а прибой сделался настолько высоким, что продолжать путь стало невозможно: волны грозили разломать хлипкий плот прямо у кромки воды.

Филип, как обычно, вспоминал Амину. Глядя на ярость волн, гребни которых были пронизаны солнечными лучами, он воскликнул: