Корабль-призрак

Местные женщины перенесли Амину в хижину, где она пролежала много дней, пребывая между жизнью и смертью. За нею присматривали, но уход по большей части заключался в том, что ей смачивали сухие губы да отгоняли мух и москитов.

Едва Амина открыла глаза, уродливый маленький папуас бросился звать взрослых. В хижину вошла рослая, дородная, чтобы не сказать тучная, туземка, почти что нагая; весь наряд ее составляли лоскут материи на талии и вылинявший желтый шелк на плечах. Волосы, курчавые от природы, были частично приглажены. На толстых пальцах сверкали серебряные кольца, шею украшало ожерелье из перламутра. Зубы туземки были иссиня-черными, потому что она сызмальства жевала бетель, и весь ее облик сразу внушил Амине отвращение.

Папуаска что-то сказала, но Амина ничего не поняла, а потом, изнуренная даже тем малым усилием, на какое оказалась способной, снова распростерлась на ложе из листьев и закрыла глаза.

Но темнокожая женщина, несмотря на внешнее свое безобразие, оказалась доброй и заботливой. С ее помощью Амина через три недели сумела выбраться из хижины на закате и насладиться теплым вечерним ветерком.

Туземцы порой беззастенчиво ее разглядывали, но в целом относились к ней уважительно – не в последнюю очередь из опаски перед старухой, которая отстояла жизнь Амины.

Свои курчавые волосы они приглаживали, а некоторые даже выбеливали чунамом[67]. Единственную их одежду составляли юбки из пальмовых листьев длиной до колена, зато они щеголяли кольцами в ушах и в носу и птичьими перьями в волосах, особенно ценилось перо райской птицы. Наречие, на котором говорили аборигены, не поддавалось пониманию.

Амина была благодарна этим людям. Сидя в тени деревьев, она глядела, как быстрые пероки снуют по лазурному морю, но мысли ее постоянно обращались к далекому Филипу.

Как-то утром Амина вышла из хижины и заняла свое обычное место под деревьями. Лицо ее светилось от радости.

– Спасибо, милая моя матушка! Спасибо, что явилась мне во сне и напомнила о том, что я забыла! О, будь у меня возможность поговорить с этими дикарями, я бы давно узнала, где сейчас мой Филип.

На попечении туземок Амина оставалась два месяца. Когда люди с Тидора снова приплыли на остров, они сказали, что им велело доставить белую женщину с плота в факторию и вознаградить тех, кто все это время заботился о ней. Знаками они показали Амине, к которой уже успели вернуться былые красота и свежесть, что она должна следовать за ними.

Любая перемена была предпочтительнее прозябания на острове, так что Амина двинулась к пероке. Ее надежно разместили, и вскоре лодка устремилась в плавание по спокойному морю, а Амине почему-то вспомнился сон Филипа о белой раковине.

К вечеру лодка достигла южной оконечности Галоло, где и заночевали, а наутро отправились дальше и вскоре прибыли по назначению. Амину сразу отвели в португальскую факторию.

Вряд ли стоит удивляться тому любопытству, которое возбудило ее появление: туземцы успели поведать про обстоятельства спасения Амины, и обитатели фактории воспринимали ее историю как настоящее чудо. Все, от коменданта до простого слуги, жаждали увидеть эту женщину.

Их поразили красота Амины и изящество ее движений. Комендант отвесил ей цветистый комплимент на португальском и несказанно удивился, не получив ответа. Увы, Амина не поняла ни слова из сказанного, а потому скорее следовало бы удивляться, ответь она что-нибудь.

Знаками Амина показала, что не понимает чужой речи, из чего сделали вывод, что она англичанка или голландка, и позвали переводчика.

Она назвалась женой голландского капитана, корабль которого потерпел крушение, и прибавила, что не знает, удалось команде спастись или нет.

Португальцы сильно обрадовались тому, что голландский корабль пострадал, а еще больше их порадовало, что столь красивая женщина уцелела в катастрофе. Комендант сообщил, что чрезвычайно счастлив принимать ее в фактории и что приложит все усилия, чтобы ей было удобно. Через три месяца ожидается корабль, идущий из китайских вод в Гоа, и, если пожелает, она сможет отправиться туда, а в Гоа ей не составит труда подыскать судно по своему вкусу, направляющееся куда угодно.

Затем Амину проводили в отведенное ей помещение и приставили к ней служанкой юную папуаску.

Португальский комендант, тощий и низкорослый, словно высох до костей от многолетнего пребывания под тропическим солнцем. У него были очень густые усы и очень длинный меч на поясе; этими «знаками отличия» его облик исчерпывался.

Внимание коменданта было бы трудно истолковать неправильно, и Амина посмеялась бы над ним, не опасайся она, что ее могут задержать в фактории.

Через несколько недель благодаря прилежным занятиям Амина уже освоила португальский язык настолько, что могла о чем-то попросить, а перед отплытием с острова Тидор говорила бегло.

Желание уехать и стремление разузнать, что стало с Филипом, крепли в ней с каждым днем. По истечении трехмесячного срока ее взор постоянно обращался к морю, в надежде первой заметить корабль, которого ожидали в фактории.