Корабль-призрак

Филип счел необходимым перевести всех женщин и детей на мостик, а отцам семейств велел не расставаться со своими отпрысками и супругами. Зрелище было поистине печальным, и на глаза Филипа навернулись слезы, когда он бросил взгляд на женщин. Одни рыдали, прижимая к груди детей; иные хранили молчание и вели себя мужественнее мужчин. Дети постарше тоже плакали, глядя на матерей, малыши же принимались играть со всем, что попадало в руки, или улыбались родителям, не подозревая о нависшей над всеми угрозе.

Солдатами на борту командовали два молодых поручика, недавно произведенных в чин и почти не знавших своих обязанностей. Им самим требовался командир, а их люди, как часто бывает в минуты крайней опасности, отказывались повиноваться тем, кто выставлял себя невеждами. По просьбе Филипа эти офицеры составили компанию женщинам и детям.

Отдав распоряжение обеспечить женщин и детей одеждой (многие из них оказались раздеты), Филип двинулся на нос, дабы проверить, исправно ли трудятся матросы, которые уже начали выказывать признаки утомления от непрерывной работы. Впрочем, солдаты-пехотинцы наперебой рвались к насосам, и их помощь с признательностью приняли.

Увы, помпы не справлялись. Приблизительно через полчаса крышки трюмных люков с грохотом откинулись и из отверстий выросли столбы яркого пламени высотой с малую мачту. Дружно завопили женщины на мостике, а матросы и солдаты у насосов отшатнулись от жадных языков пламени и кинулись на корму, спасая свои жизни.

– Спокойно, ребята, спокойно! – крикнул Филип, перекрывая гомон. – Еще не все потеряно! Ну же! Вон лодки, вон древесина для плота! Пускай мы не можем затушить пожар и уберечь судно, зато можем спастись сами, если вы успокоитесь! Уцелеют даже беспомощные младенцы, которые молят вас позаботиться о них. Скорее, ребята, скорее! Времени в обрез, вспомните о своем долге! Плотник, хватай топор и руби стеньги! Ребята, спускайте шлюпки и делайте плот для этих несчастных женщин и детей. Мы всего в десяти милях от суши. Кранц, вы командуете вахтой правого борта! Вахта левого борта – за мной! Канонеры, несите фитили, будем связывать доски плота. Давайте, ребята, света достаточно, обойдемся без фонарей!

Матросы подчинились, кое-кто даже посмеялся над шуткой Филипа (ведь на пороге вечности ничто не ободряет лучше удачной шутки). Один столб огня уже подбирался к верхушке грот-мачты, пламя облизывало такелаж, а основание мачты начало тлеть. Рев пламени лишний раз доказывал, сколь свиреп пожар, бушующий внизу, и убеждал, что времени почти не осталось. Дым на палубах сгустился настолько, что находиться там стало почти невозможно. Нескольких бедолаг, остававшихся в койках по болезни, попросту бросили, забыв о них в суматохе.

Волнение на море между тем улеглось, ветер стих окончательно, и потому дым из-под палуб поднимался к небесам, что, учитывая состояние судна, которым никто больше не управлял, было весьма кстати.

Шлюпки быстро спустили на воду, и в них попрыгали матросы, которым надлежало следить за постройкой плота. Потом в воду посыпались деревяшки, и матросы в лодках взялись их связывать. Далее на эти деревяшки уложили настил из досок палубы, чтобы людям было на чем сидеть, и Филип мысленно порадовался: судя по всему, он сумел спасти всех, кто имел несчастье взойти на борт «Фрау Катерины».

Глава 17

Но испытания еще не закончились. Огонь добрался до верхней палубы, языки пламени вырывались из орудийных портов, и плот пришлось поскорее отвести к корме, где он сразу закачался на волнах. Это замедлило труд моряков, а пожар продолжал неумолимо распространяться. Грот-мачта, уже давно тлевшая, рухнула за борт. Судно содрогнулось, пламя взмыло над фальшбортом, клубы дыма грозили смертью от удушья всем, кто оставался на верхней палубе. Всякое сообщение между носом и кормой судна временно прервалось, люди пятились и пятились под напором огня. Женщины и дети отступили к краю мостика – подальше от огня и дыма; вдобавок оттуда было проще переправлять их на плот.

Лишь около четырех утра все приготовления были завершены. Усилиями Филипа и матросов всех женщин и детей, невзирая на волнение моря, пересадили на плот, чтобы они не мешали утомленным мужчинам спасать остальных.

Последовал приказ пехотинцам спускаться по веревочным лесенкам. Некоторые сорвались и сгинули: их затянуло под киль, и они не смогли выплыть. Но две трети солдат благополучно перебрались на плот, со своими походными койками, на чем особо настоял второй помощник Кранц.

Предусмотрительный Филип попросил капитана Баренца встать у люка винного погреба с пистолетами в руках, и капитан выполнял эту просьбу, пока клубы дыма не преградили всякий доступ в помещение. Так что никто из матросов не напился, и потому при посадке на плот соблюдались порядок и дисциплина.

Увы, прежде чем последняя треть пехотинцев успела переправиться, языки пламени вырвались из кормовых окон с яростью, какой никто не ожидал. Жадные языки эти протянулись на несколько футов от корпуса. Огонь ревел так, словно его раздували через паяльную трубку.